Александр Шалимов - Эстафета разума (сборник)

— Но… — совсем растерялась преподавательница, — они ведь…

— Ну, хорошо, — поджал губы Петр Степанович. — Я понял, что в этом исключительно важном случае мне следует подождать… Зайдите, как отправите их.

И он с оскорбленным видом удалился к себе.

Тимофей заметил, что, пока продолжался разговор преподавательницы со студентами, дверь кабинета заведующего несколько раз приоткрывалась, и оттуда выглядывал Петр Степанович. Выражение его лица с каждым появлением становилось все более каменным, а на бледных щеках даже выступил румянец.

Наконец студенты поднялись и ушли, а преподавательница достала из сумочки зеркало и стала поправлять волосы, видимо, перед тем, как идти в кабинет к Петру Степановичу.

Вдруг дверь кабинета распахнулась, и он сам снова появился на пороге.

— Долго мне вас ждать? — прошипел он. — Что за вызывающее поведение при студентах? Вы, очевидно, забыли, что кафедрой заведует уже не Воротыло. Я того балагана, что здесь когда-то был, не допущу…

— Позвольте, — сказала преподавательница, страшно побледнев, — почему вы считаете возможным разговаривать со мной подобным образом? Разве занятия со студентами не самое главное, для чего мы здесь…

— Я не собираюсь с вами обсуждать, что главное и что не главное, — закричал Петр Степанович, выбегая на середину комнаты. — Но когда заведующий кафедрой требует, преподаватели обязаны немедленно выполнять. Вы поняли?.. И чтобы такое было в последний раз, — добавил он уже спокойнее. — Я вам не Воротыло.

— Оставьте Ефима Францевича в покое, — дрожащим голосом сказала женщина, встав из-за стола. — И если вы, Петр Степанович, еще раз при мне подобным образом оскорбите его память, я… я…

Она не кончила и закрыла лицо руками.

Овратов остолбенел. Он открыл рот и изумленно уставился на нее. Даже взгляд его изменился, глаза утратили холод и пустоту, это был взгляд почти нормального человека, удивленного и озадаченного.

— Ну-ну, успокойтесь же, — сказал он наконец. — Пройдемте ко мне в кабинет.

Он бросил быстрый взгляд на Тимофея, нахмурился, закусил губы и быстро ушел в кабинет. Преподавательница оперлась рукой о стол и уронила на пол зеркальце. Он разлетелось на мелкие кусочки.

Женщина сокрушенно охнула, наклонилась, хотела собрать осколки, но махнула рукой и, низко опустив голову, прошла в кабинет.

Прибежала лаборантка, заахала, стала заметать стекла, приговаривая:

— К несчастью… Это к несчастью…

Тимофей так и не дождался окончания разговора в кабинете заведующего. Когда в десять вечера он собрался уходить домой, дверь в кабинет еще оставалась плотно закрытой.

Придя вечером следующего дня на кафедру, Тимофей сразу догадался: что-то случилось… Преподаватели, которых в комнате собралось пятеро, были очень возбуждены, а лаборантка сидела за своим столом как истукан; лицо у нее было в красных пятнах и глаза заплаканы. Тимофей тихонько устроился в своем углу и начал чертить. Вопреки обыкновению никто не уходил. Все словно чего-то ждали… Дверь в кабинет заведующего, как всегда, была плотно закрыта, но из-за двери доносились голоса. Впрочем, разобрать, о чем говорилось, было невозможно.

— Два часа выясняют отношения, — заметил один из преподавателей, покачав головой. — Ну я, пожалуй, пойду…

— Подожди, — сказал второй. — Интересно, чем все это кончится.

— А ничем, — усмехнулся третий. — Все останется по-прежнему, но защищать он ему не даст.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво сказал первый. — Ему надо было защищать при Ефиме Францевиче, или по крайней мере пропустить при нем диссертацию через кафедру. Тогда все было бы просто. А сейчас… — Он махнул рукой.

— И главное, непонятно, как теперь ему помочь, — пожал плечами пожилой доцент, который сидел недалеко от Тимофея и которого ззали не то Иннокентий Лаврентьевич, не то Лаврентий Иннокентьевич. — Шеф в одном прав… Работа все-таки несколько устарела, и ее надо дополнить новыми данными. Но на это требуется время…

— Нисколько она не устарела, — решительно возразил первый. — Просто удобная отговорка для «ио»… В этой работе важны сами идеи. Они уже носятся в воздухе, если подзатянуть с защитой, вот тогда действительно работа может устареть. На это он и бьет.

— А по-моему, — сказал пожилой доцент, — наш шеф даже и не понимает существа этой работы… Ему важно другое: чтобы на кафедре не появился конкурент с докторской степенью. А сама работа… Он же не читал ее, уверяю вас.