Владимир Осинский - Маяк на Дельфиньем (сборник)

— Живи, сынок… — только и сказал Арт. И вздохнул.

Позднее, безуспешно пытаясь подвести научный фундамент под беспрецедентное происшествие на планете Скалистая, специалисты дотошно проанализировали, в частности, характер переживаний сапожника, имевших место от момента появления в мастерской Розы («К тебе пришел сам…») до торжественного и трогательного акта вручения космонавту чудесных ботинок. Была установлена такая последовательность смены Артовых эмоций: а) естественное раздражение; б) негодование («Этот самый «сам», который пришел…»); в) недоверчивая радость; г) безграничное счастье при виде настоящего космолетчика; д) разнообразные чувства, испытанные за время общения с Гео и, по-видимому, не связанные напрямую с существом проблемы; е) озабоченность, быстро трансформировавшаяся в пугающее сознание громадной ответственности перед лицом взятой на себя задачи; ж) доминирующее над всем остальным стремление как можно лучше выполнить почетный заказ… Дальше формулировки становятся расплывчаты, и, надо полагать, это закономерно, потому что о чем таком особенном может думать сапожник, поглощенный привычным трудом?.. Однако следует отдать должное ученым мужам. Они не упустили из виду «космическую направленность» его хобби, отметили между прочим: «…и, учитывая данное обстоятельство, считать логичным стремление исследуемого объекта (не исключено — подсознательное) проявить особый профессионализм в рассматриваемом случае…»

Что касается самого Арта, то, изо всех сил желая удовлетворить любознательность своих мучителей, он страшно нервничал и потому подчас противоречил себе, а иногда и вовсе нес околесицу, о чем красноречиво свидетельствует отрывок фонограммы его опроса:

« — Вы испытывали в процессе работы что-либо, выходящее за рамки вашего будничного психофизиологического состояния?

— Как не испытывать, профессор-джан! Наушники не надевал, и очень мешал шум на улице. Женщины кричат, дети пищат, конка звенит… Злился очень.

— По-нятно… Напрашивается вывод, что звуковые помехи, раздражающе воздействуя на вашу нервную систему, заставляли вас в этой экстремальной ситуации непривычно мобилизовываться, более сосредоточенно вникать в детали производственного процесса…

— При чем тут «заставляли»? Да если такая ерунда — бабы, крики — может делу повредить, то какой я буду Мастер?!

— Вы же сами сказали…

— Ничего я не сказал! Спросили — ответил, вот и все.

— Простите, но… Разве есть разница между «сказал» и «ответил»?

— Еще какая! Если воспитанного человека о чем-нибудь спрашивают, он должен ответить, хочет или не хочет. А «сказал» значит сам полез, хотя никто не просил. Я что — выскочка какой- нибудь, чтобы лезть, когда не просят?

— При чем тут?!.. Простите еще раз, однако достаточно ли ясной представляется вам… э-э… связь между вашим последним — безусловно справедливым и оригинальным — высказыванием и существом рассматриваемой проблемы?

— Мое дело сапоги тачать. Проблемы — ваша забота.

— О господи… Может, будет целесообразным вернуться к нашей беседе завтра?

— Это как пожелаете. Не хватает, чтобы я вас учил, как поступать. У нас говорят: «Не учи ученого…»

— Хорошо-хорошо! Итак, если вы не против, встретимся завтра?

— Сапожник Арт гостям всегда душевно рад!» Неожиданная напевная ритмичность и тем паче рифмованность последней реплики исследуемого несколько развеселили серьезных товарищей ученых — и только. Лишь один из них, жизнерадостный скептик, человек иронического склада ума, подумал: а не морочит ли им голову хитрый ремесленник, не маскирует ли под «непонятливостью» упрямое нежелание поделиться чем-то важным, ревниво от всех скрываемым, возможно заветным?.. Он поделился своей гипотезой с коллегами, но те единогласно отвергли ее как изначально несостоятельную. Кто был прав — не столь уж существенно. Главное и глубоко огорчительное заключалось в том, что ни завтра, ни послезавтра, ни в обозримом будущем попытки объяснить природу невероятного случая особенностями психофизиологического состояния мастера Арта в процессе создания ботинок для космолетчика Гео результатов не дали. «Как и следовало ожидать», — с удовлетворением констатировали заведомо критически настроенные в отношении этой версии. Они принадлежали к числу наиболее здраво мыслящих ученых, то есть к большинству; большинство же, как известно, не ошибается.