Владимир Осинский - Маяк на Дельфиньем (сборник)

Стереотелевидение часто показывало космонавтов, и каждый раз, хотя давно пора было привыкнуть, он взбудоражено говорил жене:

— Ты замечаешь, замечаешь?! Они, как бы это сказать… Они совсем не такие, как все люди! Есть в них что-то такое, такое…

Не находя слов, раздраженно замолкал. Добрая Роза, блестя повлажневшими глазами-черносливами, охотно соглашалась:

— Твоя правда, Артюша-джан, как всегда, твоя правда! Они совсем на простых людей не похожи… Я говорю, они красивые, как наши мальчики, ангелочки прямо.

— При чем «ангелочки», при чем наши мальчики?! Наши небось спокойную работу себе выбрали, аг-ро-но-ма-ми станут, — презрительно смаковал постылое слово энтузиаст космонавтики.

Роза привычно с готовностью всхлипывала, и он торопился ее утешить:

— Я, конечно, ничего не говорю — всякий труд почетный, если нужный. Только понимаешь…

Арт замыкался в себе — сам толком не знал, что так нестерпимо требует выражения.

Сегодня, впервые в жизни лицом к лицу встретившись с космолетчиком, он, казалось, наконец понял.

Космонавтов в мире были тысячи, и все непохожие, потому что — личности. Вместе с тем их объединяло нечто общее, позволяющее о любом, пусть мимолетно возникшем в калейдоскопе лиц, с уверенностью сказать: звездолетчик! Причина была бесконечно таинственна и столь же проста: каждый — даже на Луну еще не слетавший, не говоря уже о Марсе, Венере и запредельных мирах, — хотя бы неделю пробывший в Пространстве, на всю оставшуюся жизнь сохранял в облике отпечаток неземного. Несправедливо было бы упрекать Арта в неспособности выразить это словами — никто не умел, и сами космонавты тоже. А увиденное при встрече с Гео оформилось в сознании мастера следующим образом: «Они все — смотрят не так, как остальные люди, потому что знают то, чего мы не знаем». Сапожник был чрезвычайно (хотя и несколько односторонне) начитанным человеком, понятия вроде «вечности» естественно существовали в его лексическом фонде. Тем не менее он с трепетом услышал торжественно прозвучавшее в мозгу: «Наверное, они чувствуют Вечность… хоть немного».

Движимый смятением и признательностью, Арт сказал:

— Твое имя красивее моего. Ты — Георгий, а это значит Победитель. У французов Победитель — Виктор, а у нас — Георгий… Тебе чего, Розочка?

Он не сразу заметил, что супруга успела переодеться в шикарное платье, вышитое лунами и звездами. Лебедушкой вплыв в мастерскую, хозяйка пропела:

— Не хотите ли пока еще мацони? Или гость предпочитает кофе?

— Только мацони, — не ломаясь, заявил Гео, — с детства обожаю.

Невольно шевельнувшаяся в душе мастера, натурального Отелло по темпераменту, ревность — «Ишь вырядилась!» — пристыжено стушевалась.

— Неси мацони! — распорядился хозяин; внушительно добавил: — И серьезно подумай об обеде.

— Спасибо, что напомнил! — сверкнула Роза дивными очами, на минутку забыв, как она боится мужа.

Звезды и луны скрылись за дверью. Мужчины обменялись солидарными улыбками, и Арт, хитро косясь на Гео, осведомился:

— Так что тебе требуется, космолетчик-джан? Надеюсь, не байковые шлепанцы?..

Начальник не получил своего заказа в назначенный срок. Это было первое пятно в безупречной профессиональной биографии сапожника. Он бы и с обоими заказами справился, но, опять же впервые в жизни, почти уже достроив ботинки для космонавта, безжалостно выбросил их в мусоропровод и начал все сначала. Розе было ведено:

— Скажи этому, чтобы день-два подождал. Мол, у мастера — клиент поважнее… Так и передай, смотри, слово в слово!

Проявив незаурядную изобретательность, жена вывернула ситуацию наизнанку, с выражением искренней печали уведомила должностное лицо о возникших, с одной стороны огорчительных, с другой — весьма для последнего лестных, обстоятельствах:

— Мой Арт уже совсем-совсем построил вашу уважаемую обувь, и вдруг ему не понравилось… Сейчас не покладая рук трудится над новым, простите за выражение, вариантом. Он такой требовательный к себе!

Начальник удалился, исполненный удовлетворения.

— Слово в слово передала? — не оборачиваясь, проверил сапожник.

— А как же иначе? — оскорбилась Роза, не опасавшаяся дальнейшего расследования.

…Как рассказать о работе над ботинками для космонавта? А как рассказать о радостной муке поэта, слагающего песнь Любви и Мечте, о бездумном вдохновении, с которым ласточка строит гнездо, о светлом страдании хирурга, взрезывающего живую плоть ради спасения Жизни, о счастливой боли женщины, готовящейся стать матерью?.. Если кому-либо такие параллели покажутся кощунственными, значит, он не испытывал упоения трудом, сколь бы нехитрым, на поверхностный взгляд, тот ни был. Ибо наряду с человеческими деяниями, включенными в Книгу Бытия, этой высокой чести, без сомнения, заслуживает и двухдневный творческий взлет сапожника Арта.