Алексей Доронин: Странник [СИ]

В этот день он, как и обещал, навестил родителей. И теперь сидел за столом в их небольшой квартирке на третьем этаже, ковыряясь вилкой в тарелке и тыкая пальцами в сенсорный экран смартфона.

— Да отложи ты свою балалайку, — проворчал недовольно отец. — Так редко тебя видим.

За приоткрытым окном с белыми занавесками клонился к закату яркий солнечный день. С футбольной площадки во дворе были слышны удары по мячу и крики детей. Где-то лаяла собака. Из какой-то машины неслась развеселая и глупая песня про Николая, которого героиня песни не могла забыть.

— Я же ничего не говорю, папа, что ты даже сейчас с газетой. Что нового в мире? — парировал сын.

— Все то же самое. Опять международная напряженность… Как бы войны не было.

— Не будет никакой войны. Это я тебе могу гарантировать.

— Да откуда ты знаешь?

— Ну, хватит вам, пожалуйста, — мать отвернулась от плиты, где она помешивала мясо с овощами. — Накладывай себе еще салата, сынок. Ты же всегда такой любил.

Она сняла передник и села за стол.

— Я понимаю, ты целыми днями пропадаешь на работе, — завела свою старую песню мама, испытующе глядя на него. — Но мог бы и почаще заглядывать. Живешь в соседнем городе, а мы почти три месяца тебя не видели. И лучше вместе с Олей…

— У меня все хорошо. Точнее, у нас, — усмехнулся сын, думая о чем-то своем.

— Когда внуки будут? — более прямолинейно высказался отец, не отрываясь от газеты. — Или вы с ней из этих, чайлд-фри?

— Да что ты заладил? Скоро будут. Мы всего год вместе. Я наконец-то нашел то, что искал. И счастлив, как идиот, — сын наколол на вилку кусок говядины, посмотрел на родителя в раздумье, после чего отправил кусок в рот. — Мы с ней понимаем друг друга с полуслова. У нас даже музыкальные вкусы совпадают. И стихи она любит такие же.

— Подумаешь, стихи. Чувствую, мы умрем раньше, чем дождемся внучат, — вздохнул отец и снова погрузился в чтение. Целый газетный разворот занимали новости из одной ближневосточной страны.

Мать всплеснула руками. Она терпеть не могла конфликты — ни военные, ни семейные.

На парковке возле супермаркета девушка в легком платье складывала покупки в машину-малолитражку. Ничего тяжелого — сок, яблоки и мюсли. На пальце блестело витое кольцо из белого золота с маленьким камушком. Оно очень подходило к ее синему платью и волосам цвета не то меда, не то спелых колосьев пшеницы. Двигалась девушка легко, улыбаясь каким-то своим мыслям. Туфельки — не новомодные «лабутены», а что-то более удобное, цокали в такт: «тук-тук-тук».

Внезапно ее улыбка поблекла, а чистый лоб наморщился. Девушка подняла глаза вверх и застыла с пакетом в руке. Потом перевела взгляд на людей, которые выплескивались потоком из чрева магазина через автоматические двери.

Посмотрела недоверчиво, словно увидела их впервые. Потом глаза ее снова устремились в безоблачное небо почти одного с ними цвета, будто там она что-то хотела разглядеть.

«Это все… ненастоящее», — можно было прочесть по губам.

Говорят, человек чувствует направленный на него взгляд. Но кто может уловить взгляд, обращенный на него за тысячи километров? Даже если в нем так мало человеческого?

Тот, кто мгновение назад смотрел глазами сидящего за столом голема, стоял один посреди пустоты. На миллион парсеков в любую сторону трехмерного пространства — не было больше никого и ничего. Да и одиннадцатимерное неевклидовое было пустым.

Не только тех, кто мыслит — не было никаких материальных структур. Сюда даже астероиды не залетали. Только вакуум и редко распыленные в пространстве атомы водорода. Да реликтовые частицы, продолжающие свой полет, начавшийся в момент Большого взрыва.

Никого и ничего, кроме созданного им.

Страннику здесь нравилось. Никто его здесь не беспокоил.

Доисторическая концепция частной собственности в мире, где все можно создать из ничего, давно превратилась в аналог древнего понятия «privacy»: «Это мой астероид и я не хочу, чтоб меня тут тревожили».

Когда-то ему трудно было привыкнуть к космосу. Труднее, чем привыкнуть к другим своим возможностям. Инстинкты говорили: под тобой бездна, разобьешься вдребезги. Память говорила: задохнешься, мгновенно замерзнешь, кровь в легких закипит. Опыт говорил: потеряешься и никогда не найдешь дороги обратно. Тогда ему впервые пришлось подформатировать свою психику, удаляя оттуда алгоритмы целыми блоками. До этого Странник обходился обычной, человеческой.