«Пройдусь немного, — решил Максим. — Все равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что «пришельцы» и не помышляли о контакте? Птица и ее братья неудачно разбили «палатку» — всего-навсего. Думали — глухое место, а тут наша «Надежда»… Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привел с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин — тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал ее, все надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию «Надеждой», то говорили совсем о другом — о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли…»
Идти было трудно. Снега насыпалось много — сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался.
«Так я и за два часа не управлюсь, — подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. — Еще снова заблужусь…»
И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом.
Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твердая тропинка.
— Птица! — закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. — Спасибо, Птица! Спасибо, Алая!
ПРОЩАНИЕ НА БЕРЕГУ
Когда Максим закончил свой рассказ, в кают-компании дружно зашумели.
— А я, старый дурак, все голову ломал — где, думаю, я уже видел такой замок?.. — Синити Фукэ хлопнул себя по лбу и рассмеялся.
— Вот-вот! Я так и говорил — детский сад! — Кравцов возбужденно вышагивал взад-вперед на свободном от кресел «пятачке», с победным видом потирал руки. — Все это крайне несерьезно. Нет, вы только подумайте — мы, оказывается, не готовы к контакту! Это же смешно, товарищи! Какая-то девчонка решает судьбу взаимоотношений двух цивилизаций! Парадокс. Я считаю…
— И считайте себе на здоровье, — перебил его Тимофей Леонидович. — Разве не ясно, что контакты — не дело ребят? По-моему, Птица объяснила это популярно. Сейчас главное — узнать, откуда они. Чтобы нам хоть адрес оставили. На потом.
— Все мы как дети, — академик Соболев покачал головой, ласково взглянул на Максима. — Тебе не кажется, Максим Егорович, что все мы вели себя как малые дети? Ломились в Купол, будто в запертую кондитерскую. Подарок Птицы, — а она послала нам лучший набор игрушек и аттракционов, — даже толком не разглядев, начали ломать.
— Опасные игрушки, — пробормотал доктор, зябко поеживаясь. — До сих пор голова раскалывается.
— Ничего подобного! — резко возразил Соболев. — Мы тоже наказываем ребенка, если в нем просыпается разрушитель.
Все рассмеялись. А Егор Иванович объяснил:
— У пришельцев очень высокая энерговооруженность организма. Для них, коллега, такой разряд — всего лишь легонький шлепок.
— Полно вам, друзья. — Соболев мечтательно прикрыл глаза. — Мы узнали самое главное — мы теперь не одиноки! Мы, может, и не готовы пока начинать разговор со своими звездными соседями, но подрастает поколение Максимки. А там, — академик неопределенно махнул рукой, — там подрастает поколение Птицы. Им, пожалуй, уже ничто не будет мешать.
Соболев будто очнулся, обвел взглядом полярников и гостей, остановил его на Максиме.
— Собственно, им уже сейчас ничто не мешает… Но полно… Тебя завтра ожидает нелегкий день, сынок. Иди, поспи хорошенько.
Отец Максима поднялся тоже.
Они шли по длинным коридорам и молчали. Только поглядывали друг на друга и улыбались — так хорошо вдвоем. По пути заглянули в зимний сад. Крышу здесь отремонтировали сразу же после «визита» Дракона, и зеленый заповедник почти не пострадал. Мороз сжег только верхние ветки сирени — белые гроздья съежились, кое-где осыпались. В саду было пустынно и сумрачно.
— Мы так волновались за тебя, — сказал отец. — И мама Юля сегодня дважды звонила. Тебе понравилось в гостях, и ты, наверное, потерял счет времени…
— Я тоже скучал, па! Сильно-пресильно. — Максим уткнулся в пушистый отцовский свитер. — Особенно там, в Куполе. Ты знаешь, па, там раньше здорово страшно было. Ходишь словно в заколдованном царстве. Черти, лешие да еще голоса эти, смех… Теперь хорошо, понятней все стало…
Отец приостановился, сдвинул брови.
Читать дальше