Лилия Баимбетова - Планета-мечта

Я постучала, не дожидаясь ответа, вошла. Каверин заулыбался, подняв голову.

— Как ваши дела? — спросил он.

Я улыбнулась в ответ — не знаю только, была ли достаточно веселой моя улыбка.

— Если катер не смогут починить, я не улечу. Я уж подумываю, не доломать ли мне его.

— Не хотите улетать?

— Не хочу, — сказала я, присаживаясь на край стола.

Михаила Александровича это не шокировало, он и сам на столах любил посидеть. Не знаю, почему, но мне всегда казалось, что на столе сидеть удобнее, чем на стуле, — выше, все видно. Михаил Александрович отодвинул от себя толстую тетрадь, положил ручку и, подперев щеку рукой, стал смотреть на меня. Он был в очках и оттого казался похожим на ученого кота, того самого, что ходит по цепи кругом, цепей, правда, здесь не наблюдалось. Интересно, как в некоторых людях заметно это сходство. Я, например, птичка, пусть подчас очень злая птичка, но кошкой меня никому не придет в голову назвать. А вот Михаил Александрович — кот, но не дикий, не хищный, а раскормленный, домашний, умный и хитрый, но ум свой и хитрость свою прячущий под пушистой шерстью. Я смотрела на него, а он смотрел на меня, потом снял очки, потер нос и сказал:

— Знаете, интересное я кое-что вспомнил. Вы-то латынь, наверное, не учили.

— Нет, — сказала я.

— А я тут вспомнил. Знаете, как в Риме называлось изгнание? Aqua et igni interdictus. Запрещение пользоваться водой и огнем.

Я вздрогнула.

— Вот так-то, — сказала Каверин невесело.

— Здесь не Рим, — сказала я.

— Н-да.

— Как у вас работа?

— Отлично, — сказал он, — Отлично, Кристина, спасибо, что спросили, — усмехнулся, — Издатель мой съест меня живьем. Я не успеваю, хоть Эмми мне помогает изо всех сил, уж она такая. Кстати, она ненавидит, когда ее зовут Эмми.

— Не буду, — сказала я.

— А вы, Кристина, не поможете старику? Что скажете, бедная странница? Вы знаете, у меня ужасная болезнь, чем больше у меня работы, тем больше разбредаются мои мысли.

— Как вы меня назвали? — сказала я, улыбаясь.

За окном светило солнышко. Штор здесь не было, и серь стен мешалась с солнечным светом. Если бы не Михаил Александрович, можно было представить, что ты на Веге, лишь там можно поймать это сочетание — солнечный свет, отраженный от серого. Прозрачное, безжизненное, ничем не напоминающее зеленые планеты сочетание. Есть картина такая, называется "мир — не-мир", трехмерная обычная картина, на ней серое солнце светит над золотистым миром, и серые лучи теряются в золотистой дымке. Это вовсе не шедевр, и я даже не знаю, кто ее автор, но я, когда еще училась в университете, часами могла стоять перед ней, и мне казалось, что я проваливаюсь в эту смесь золота с серым. Мне кажется, в этом вся Вега, в этих двух цветах, смешанных неуловимо тонко, моя Вега. Ведь я выросла там, и я люблю эту планету, так отстранено, как можно любить лишь планету, на которой ты не родился. Родную планету любят совсем иначе, как я люблю Алатороа, например. А Вега, Вега всегда восхищала мое эстетическое чувство, серо-золотая, неуловимая, рационально-точная Вега. И в этой комнате я увидела, почуяла веганский дух, веганский свет.

А Михаил Александрович улыбался.

— Бедная странница? — сказал он, — Разве вы не читали этот роман? "Бедный странник"?

— Нет, — сказала я.

— Это история одной организации, похожей на вашу…

— На какую — нашу? — сказала я резко.

Михаил Александрович усмехнулся.

— На координаторов, не на Ассоциацию. Неужели вы не читали, столько шума было по поводу этого романа, неужели не читали? — я не ответила, — Там эта организация, называлась она Служба Мира, выполняла вроде как полицейские функции и спасательные. Работали они в Ближнем Космосе, не так, как вы, но все равно чем-то похоже. И их тоже не любили, а проще сказать ненавидели, и сотрудники этой Службы Мира часто сходили с ума и начинали убивать. Вот там описана история одного парня, который так свихнулся и начал убивать людей, причастных к гибели одной планеты. Эти люди состояли в какой-то комиссии и что-то там проморгали, и из-за этого погибло население целой планеты.

— И чем это на нас похоже?

— Не знаю, но похоже.

— Михаил Александрович, вы можете себе представить сумасшедшего координатора? — сказала я, — Вы вообще, представляете себе, что может натворить сумасшедший координатор? Не слегка свихнувшийся, а по-настоящему? Да это же катастрофа галактического масштаба, придется эвакуировать все планеты на расстоянии светового года…