Нагару Танигава - Вздохи Харухи Судзумии (Перевод с японского)

Ее присутствие было незаметным, как присутствие азота в атмосфере, но из всех она самая странная. Можно сказать, еще страннее Харухи. Харухи непонятна от начала и до конца, мои же обрывочные сведения о Нагато только больше все запутывают. Если верить ее же словам, то эта безмолвная, безэмоциональная, безучастная и бесстрастная коротко стриженая хрупкая девочка — не человек, а созданный пришельцами механизм для коммуникации с людьми. Как это так я и сам не знаю. Она сама сказала мне об этом, я мало что понял, но, похоже, что это правда. Причем Харухи ничего не подозревает и до сих пор считает Нагато „слегка странноватой книгочейкой“.

Вообще-то, „слегка“ — это очень мягко сказано.

— Где Коидзуми-кун?

Харухи бросила на Асахину острый взгляд. Вздрогнув на мгновение, Асахина ответила:

— Ох… Он еще н… не пришел, опаздывает…

Асахина аккуратно зачерпнула чайные листья из баночки, и положила их в маленький чайничек. Я глянул на вешалку в углу комнаты. Столько разных костюмов — просто как в театральной костюмерной! Слева направо: костюм медсестры, девочки-зайчика, летний костюм горничной, костюм болельщицы из группы поддержки, юката, белое платье, „шкура леопарда“, костюм лягушки, какой-то непонятный балахон и так далее, и тому подобное…

За последние шесть месяцев каждое из этих одеяний частенько украшало собой тело Асахины. Надо сказать, никакого смысла одевать в них Асахину не было, все это исключительно ради того, чтобы Харухи была удовлетворена. Может, это из-за какой-то травмы в детстве? Например, Харухи не покупали кукол, и сейчас она отыгрывается на Асахине? Из-за этого теперь травма нанесена уже Асахине, а я коварно наблюдаю за этим и наслаждаюсь… Так, кажется, картинка получается слишком живая, так что умолкаю.

— Микуру-тян, чай!

— А… да! Несу-несу!

Асахина суетливо налила зеленый чай в кружку с надписью „Харухи“ и поспешно принесла ее на подносе.

Харухи взяла чашку и отхлебнула из нее. Затем тоном мастера икебаны, упрекающего своего ученика за нерадивость, сказала:

— Микуру-тян, мне кажется, я же уже говорила об этом. Забыла?

— А? — Асахина испуганно попыталась закрыться подносом. — Ч… что?

Она наклонила голову, будто воробушек, вспоминающий вкус съеденного вчера пшена.

Харухи поставила свою кружку на стол.

— Когда ты разносишь чай, ты должна в одном случае из трех спотыкаться и опрокидывать его! Сейчас ты никакая не неуклюжая горничная! Совсем никакая!

— А… ээм… п… простите.

Хрупкие плечики Асахины задрожали. Впервые слышу об этом правиле. Эта девчонка что, считает, что горничная должна быть неуклюжей?

— Ну, ничего, Микуру-тян. Можешь потренироваться на Кёне. Давай-ка, опрокинь чашку ему на голову!

— А?.. — сказала Асахина и посмотрела на меня. Кто-нибудь, дайте мне дрель! Я просверлю Харухи голову и заменю содержимое! Черт, боюсь, ни у кого нет — остается лишь вздохнуть.

— Асахина, это просто дурацкая шутка, которая годится разве только сумасшедшего развеселить.

„Учись помаленьку“ — хотел было добавить я, но решил все же этого не делать.

Харухи выпучила на меня глаза:

— Эй, там, идиотина! Я не шучу! Я всегда серьезна!

Тогда все хуже, чем я думал: нужно делать компьютерную томографию. Кстати, обижаться ли мне на „идиотину“? Или это будет означать, что у меня нет чувства юмора?

— Ладно, дай я тебе сама покажу. Повторяй за мной, Микуру-тян.

Харухи вскочила со стула и выхватила поднос у Асахины. После этого она взяла чайничек и принялась наливать чай в кружку с написанным на ней моим именем.

Пока я ошеломленно наблюдал за этой сценой, Харухи, проливая повсюду чай, успешно справилась со своей миссией, поставила чашку на поднос, глянула на меня, беря на прицел, и кивнула, готовая начинать. Я поспешно выхватил чашку.

— Эй! А ну не мешай!

Как это — не мешать? Если человек спокойно стоит, когда ему собираются вылить кипяток на голову, то он либо святой, либо хочет надуть страховую компанию!

Я сразу же стал пить приготовленный Харухи чай и подумал, почему же, несмотря на одинаковую заварку, чай, заваренный Асахиной, так отличался по вкусу от того, что сделала Харухи? Тут и думать нечего. Различие было в аромате любви. Если Асахина была цветущей белой розой, то Харухи — таким уникальным сортом роз, которые только шипами колют, а цвести не могут. От таких, наверное, и семян не бывает.

Пока я молча пил чай, Харухи яростно сверлила меня взглядом.