Айзек Азимов - ИНЫЕ МИРЫ, ИНЫЕ ВРЕМЕНА. Сборник зарубежной фантастики

Он усмехнулся.

День прошел быстро, солнце начало заходить. Они еще немного попели друг другу песни, которых ни тот, ни другая не поняли, но оба наслаждались звуками.

Лишь позже Вьятту пришло в голову, как мало любопытства они проявили. Они совсем не говорили. Eй не был интересен ни его язык, ни его имя, и, странно, Вьятт весь день ощущал, что в словах нет никакой необ ходимости. Двое людей, не проявившие никакого любопытства и ничего друг от друга не требующие, провели вместе редкостный день. Они сказали друг другу одноединственное слово — «до свидания».

Вьятт, растерянный, тяжелой походкой вернулся на корабль.

Первую неделю Боклер использовал каждый час бодрствования, чтобы изучить язык планеты. С самого начала он почувствовал необычность и своеобразие этих людей. В чем-то их поведение было непонятным, хотя сами они на первый взгляд ничем не отличались от землян. Но… они никогда не проявляли ни страха, ни удивления. Только дети интересовались кораблем, вертелись вокруг, разглядывали. Остальные вернулись к делам, и когда Боклер, изучая язык, приставал к ним с вопросами, весьма немногие хотели тратить время на разговоры. Но они всегда были вежливы, и Боклер, проявив завидное упорство, начал преуспевать. На второй день, когда Вьятт вернулся после встречи с девушкой, Боклер доложил ему о некотором прогрессе.

— Прекрасный язык, — сказал Боклер, едва Вьятт успел войти. — Удивительно развит. Чем-то похож на нашу латынь — конструкции того же типа, но мягче, и более флективный. Я пытался читать их книгу.

Вьятт задумчиво сел и зажег сигарету.

— Книгу? — удивился он.

— Да. Книг у них много, но у каждого есть именно эта — они держат ее на почетном месте в доме. Мне надоело их спрашивать, что это такое — наверное, Библия или что-то в этом роде, — но они так и не потрудились мне рассказать.

Вьятт вздрогнул, мысленно уносясь прочь.

— Я их просто не понимаю, — задумчиво сказал Боклер, довольный, что у него есть слушатель. — Не могу постичь. Они разумны, сообразительны — но у них нет ни капли любопытства ни к чему, даже друг к другу. Господи, да ведь они даже не сплетничают!

Вьятт с довольным видом глубоко затянулся.

— Не кажется ли вам, что это каким-то образом связано с невозможностью видеть звезды? Вероятно, из-за этого замедлилось развитие физики и математики…

Боклер покачал головой:

— Нет, объяснение не в этом. Тут что-то не то. Вы заметили, какая неровная здесь земля, вся в колдобинах, сколько видит глаз, как после войны изрыта? Но эти люди клянутся, что никогда не воевали — в пределах человеческой памяти, а история у них не записывается, так что раскопать это невозможно. — Вьятт ничего не ответил, и Боклер продолжал: — Не вижу связи с отсутствием звезд. Но… Я не понимаю этих людей. Им на все наплевать. Когда приземлился наш корабль, помните?.. Им все равно…

Вьятт улыбнулся. В другое время, в любое другое время в прошлом его бы крайне заинтересовали эти факты, но только не сейчас. Он ощущал себя далеким от всего, и ему, как этим людям, было плевать. Проблема раздражала Боклера, который был зеленым юнцом и доискивался до причин. Она раздражала и Купера.

— Черт, — проворчал Куп, вваливаясь в каюту. — Вот ты где, Билли. Я жутко устал. Все тут обошел, тебя искал. Где тебя носило? — Он кинулся в кресло, задумчиво взъерошил свои черные волосы длинными Тонкими цальцами. — Перекинемся в картишки?

— Не сейчас, Куп, — Вьятт откинулся назад, отдыхая.

Куп заворчал:

— Нечем заняться, как есть нечем. — Он встретился глазами с Боклером. — Продвигаешься, сынок? Скоро ли мы из. этих мест отчаливаем? Время тут тянется вроде воскресного вечера.

Боклер всегда был готов поговорить о своей прoблемe. Он снова изложил ее — теперь Куперу, и Вьятт очень устал слушать. Континент только один, сказал Боклер, и только одна нация, и все говорят на одном языке. Не удалось обнаружить ни правительства, ни полиции, ни закона. Насколько он убедился, не было даже института брака. Это и обществом назвать нельзя, нo, черт побери, оно существует — и Боклер не может найти никаких следов насилия, убийства, принуждения. Люди здесь, повторил он, просто на все плюют.

— Ей-богу, — проревел Куп, — я считаю, что тут все чокнутые.

— Но счастливые, — внезапно вмешался Вьятт. — Видно, что счастливые.

— Конечно, счастливые, — хихикнул Куп. — Они же дурачки. Во взгляде у них что-то такое… У тех счастливых парней, которых я знавал, у них у всех винтиков…