Павел Амнуэль - Дорога на Элинор

Он встал и пошел к висевшей на стене раме, но пока размышлял, исчезли и рама, и стена, и шел Терехов в ватной пустоте — не шел, а плыл, не плыл, а, возможно, летел. Наверно, я умер, подумал Терехов, наверно, чтобы стать собой, нужно все-таки умереть в обычном четырехмерном мире. Сначала умер Ресовцев, теперь я, а потом умрут Жанна и Олег, и тогда мы сможем стать тем, кто…

Тем, что…

Если бы мог, он бы вернулся. Но он не мог.

Наверно, подумал Терехов, я уже принял решение. А решение необратимо.

Он вспомнил, как в восьмом классе мучился, решая простую дилемму: дать ли по шее Данику Плоткину за то, что тот обидел Нику Портнову? Обиделась ли Ника на самом деле, он не знал, но было ощущение — надо дать сдачи, защитить, но тогда придется драться, а Даник парень сильный и его непременно побьет, Ника это увидит, и какой смысл в том, чтобы дать Данику по шее, если ни мести толком не будет, ни авторитета в Никиных глазах?

Он мучился целый день, а ночью все-таки решил. Произошло это во сне, и, проснувшись, он точно знал, что нужно делать. Не было сомнений, будто кто-то вел его за руку, а он шел и пришел к подъезду Никиного дома, она вышла с портфелем, он взял портфель из ее руки, сказал: «Мало ли что по дороге может случиться» и нес ее портфель до школы, Даника они встретили на лестнице, он хотел остановиться, чтобы сказать пару теплых слов, но Ника потащила его за рукав, сказала что-то вроде: «Нашел с кем связываться»…

Они долго потом дружили — до девятого класса.

Они?

Терехов вспомнил Нику, Даника и вспомнил, что в его жизни ничего подобного не было, но и было тоже, потому что случилось это с Эдиком Ресовцевым. Значит, у нас уже и воспоминания общие, значит, я могу вспомнить, как это произошло у нас с Жанной впервые, как я впервые ее поцеловал, и как я впервые с ней…

Терехов вспомнил и это, и еще что-то из своей — Ресовцева — жизни.

Ну вот, — сказал он себе, — не так все это страшно.

Я пришел в Элинор.

Жанна гладила Терехову руку, а он не обращал внимания, уходил все дальше, и она не могла оставить его одного.

Я с тобой, — сказала она. — Подожди меня.

Ее подняли сильные Володины руки и понесли сквозь стены в чистый воздух наступившего вечера. Она не смотрела вниз, где остался город, улицы, люди. Небо темнело, но звезды не появлялись. Голос Терехова сказал: «Не бойся», и она не боялась. Жанна смотрела, слушала, чувствовала, любила. Ощущение любви — сладкое, мучительное, ждущее, замирающее, влекущее, усыпляющее — полностью наполнило ее, она стала собой, Жанна только сейчас это поняла: Эдик нашел ее и воскресил, а ведь она должна была сама его искать, в этом был смысл ее рождения, и смысл рождения Володи и Олега, всех четверых — найти друг друга в том мире, где искать можно было только интуитивно, не зная ничего о собственном предназначении, и, значит, им удивительно повезло родиться в одном городе, иначе они не встретились бы никогда.

Повезло? Она подумала, что на Элиноре нет такого понятия. То, что происходит, происходит потому, что так задумано. А то, что не получается, не получается потому, что задуманное не удалось.

Чернота рассеялась, Жанна не заметила, как и когда это произошло, она огляделась и сказала вслух:

— Элинор.

Терехов поставил точку, сохранил файл, подумал о том, что никто из читателей не сумеет понять скрытую за словами суть текста, но это была не его проблема, а проблема читателей. Он свое дело сделал. Каждый должен делать то, на что способен.

Жанна возилась в кухне, готовила легкий ужин, минут через пять должен прийти Олег, значит, нужны три порции, Эдик обойдется мысленной чашкой крепкого кофе — достаточно, чтобы ощутить все прелести напитка, не получив при этом тахикардии, преследовавшей его при земной жизни.

Терехов обнял Жанну, поцеловал в губы, она ответила, продолжая нарезать хлеб. Сыр и колбаса, уже нарезанные, лежали двумя горками на тарелочках, а дольки лимона Жанна положила в вазочку. О вазочке, спрятанной глубоко в кухонном шкафчике, Терехов забыл напрочь, а Жанна открыла изображение в его памяти, ей это удалось легко, даже легче, чем самому Терехову, и он поцеловал ее еще раз — за то, как им легко вместе, и как им легко и хорошо будет теперь всегда.

Здесь?

Он хотел, чтобы ему с Жанной было хорошо на Элиноре, в том мире, где они живут на самом деле.

Они остались здесь? Почему? Они умели и понимали больше, чем раньше, но — остались? Разве этого хотел Эдик, когда писал их общий роман?