Леон Юрис - Хаджи

Каждый вечер лихорадка исходила из кафе Табы. "Джихад! Джихад! Джихад - Свя-щенная война! Священная война! Священная война!"

Бунты и резня раскатились по арабскому миру, их ярость обратилась против малень-ких и беззащитных еврейских поселений. От Алеппо до Адена запылали синагоги. В тех арабских странах, что все еще были под британским управлением, не было сделано ниче-го, чтобы остановить резню.

Арабская ярость нарастала, а ООН, отдав евреям "положенное", в целом подняла ру-ки с возгласом: "Нейтралитет!"

Военные эксперты мира единодушно заключили, что евреев разобьют. В конечном итоге их, вероятно, выдавят в анклав вокруг Тель-Авива. В таком случае, когда у остав-шихся евреев за спиной будет море, а впереди - уничтожение, Объединенные Нации мог-ли бы выступить с каким-нибудь жестом гуманности, чтобы вывезти то, что останется от евреев.

Настало христианское Рождество. Нужно представить суматоху, поднявшуюся, ко-гда черный мерседес господина Дандаша пробирался через рытвины к деревенской пло-щади. Деревенские мальчишки окружили машину, мешая ей проехать, и шофер шикал на них. Из машины появился господин Дандаш, и все уважительно приветствовали его.

Я сразу узнал в нем одного из заместителей Кабира-эфенди. Я выступил вперед и объявил ему, что я сын мухтара, потому что догадался, что он захочет видеть моего отца. Я проводил его к могиле пророка, где отец размышлял уже не первый день.

Хаджи Ибрагим поднял взгляд. Под глазами у него были темные круги, большие круги, выдававшие бессонные ночи. Он поднялся и обнял Дандаша в знакомой арабской манере. Они не любили друг друга; их объятие было чересчур искренним.

- Я приехал из Дамаска с посланием от эфенди, - сказал Дандаш.

- Да?

- Эфенди требует вашего срочного присутствия в Дамаске. Он прислал за вами ма-шину.

Отец бросил на Дандаша тусклый взгляд, в котором угадывалось подозрение. Я поч-ти что чувствовал, как отец думает... я не поеду в Дамаск, чтобы меня там убили.

- У меня нет документов, чтобы перейти границу, - сказал он.

- Это все устроено, - ответил Дандаш. - И будьте уверены, что эфенди гарантирует вам безопасность в традициях защиты гостя.

- Нашу воду эфенди нам тоже гарантировал, а продал ее евреям.

- По-моему, вам следовало бы проявить разумность.

Подробностей отец не знал, но поговаривали, что Кабир ликвидировал большую часть своей собственности в Палестине и перевел миллионы в Швейцарию на хранение. Его не удивило бы, если бы эфенди продал землю Табы и окрестных деревень. У него не оставалось другого выбора, как ответить на вызов.

- Сочту за честь, - сказал он. - Когда отправимся?

Хаджи Ибрагиму никогда не приходилось видеть столь импозантный и роскошный автомобиль. Когда после езды водитель мыл его, он так блестел, что можно было смот-реться в него, как в зеркало. Внутри чудно пахло кожей, а ехал он с огромной мощью. И все же хаджи Ибрагим чувствовал себя неуютно. Эфенди никогда не был столь великоду-шен, чтобы прислать автомобиль из самого Дамаска. Что бы это значило?

Очевидно, что-то здесь связано с планом раздела. Между старыми врагами возника-ли политические и военные союзы, а Кабир - это кошка, которая всегда приземляется на все четыре лапы. Даже если Кабир перевел многое из своей собственности в Палестине, наверняка он оставил дверь чуть приоткрытой.

Это хаджи Ибрагим выяснит довольно скоро. Пока что он чувствовал себя неуютно оттого, что водитель гнал машину вверх по извилистой Баб-эль-Вад, и на поворотах, ко-торые случались каждые несколько секунд, их резко бросало из стороны в сторону. Грузо-вики распространяли дым и кашляли, двигаясь со скоростью улиток. Мерседес ревел по-зади грузовика, водитель нетерпеливо сигналил, после чего делал леденящий душу объезд по полосе встречного движения. Дандаш казался расслабленным, даже скучным, вертел радиоприемник, передававший то горячие новости, то пронзительную восточную музыку.

Хаджи Ибрагим нечасто ездил в Иерусалим. Он приглядывался к высоким насыпям по обе стороны дороги, полным мест, подходящих для снайперов и засад. Так было в те-чение трех тысяч лет войн. Во всех военных планах дороге придавалось очень большое значение.

Там, где Баб-эль-Вад выравнивалась на коротком участке вблизи своей высшей точ-ки, англичане устроили дорожный пост. Пятьдесят машин выстроились в две очереди, в одной евреи, в другой - арабы. Господин Дандаш велел водителю объехать очередь прямо к контрольному пункту. При виде важного мерседеса никто из ожидавших в арабской очереди не выразил протеста. Дандаш высунул голову из окна и сказал дежурному офице-ру несколько коротких и тщательно выбранных слов, после чего им немедленно открыли шлагбаум. Хаджи Ибрагим подивился такой власти.