Леон Юрис - Хаджи

По добрососедству я присматривал за Хильвой, чтобы она и ее дети получали доста-точные пайки, и лично следил за тем, чтобы они пользовались медицинским вниманием, когда болели. Мы стали добрыми друзьями.

В нашем мире, где почти все, касающееся секса, опасно, запретно и секретно, боль-шинство молодых людей получают свой первый житейский опыт от вдов или разведен-ных женщин. Чего я не знал, так это того, что женщины так же хотят секса, как и мужчи-ны. Эта взаимная потребность стала для меня откровением.

Все то время, когда мне казалось, что я соблазняю Хильву, на самом деле она соблазняла меня. Когда она сказала мне, что у нее есть особый подарок к моему восемнадцати-летию, я подумал, что это наверно шапочка или что-нибудь вышитое ею.

Вкус граната, испытанный в первый раз, оказался не таким, о каком мечталось. У Хильвы было четверо детей, но она была наивна и почти невинна, занимаясь любовью. Она с детства была полна обычных страхов и запретов. И эти страхи забирались в постель вместе с нами. Вместе с виноватыми рыданиями и странными вспышками хихиканья это отчуждало и было стеснительно.

К счастью, наши отношения превозмогли эту первую нашу ночь. Хильва осторожно кивала мне на ходу, когда у нее выдавалось безопасное время. Визиты стали частыми и весьма приятными.

Но мне стало казаться, что что-то здесь не так. Что-то подсказывало, что не надо нам так торопиться. Нам нужна дисциплина, как во время поста в месяц рамадан. Когда я ска-зал ей об этом, Хильва покраснела и отвела взгляд. Мы попытались. И были вознагражде-ны.

И тогда Аллах наградил меня величайшей честью. Однажды она созналась, что я го-раздо лучший любовник, чем ее покойный муж. Много раз она хвалила мою мягкость и уже не так страшилась говорить обо всем и исследовать интимные места.

Все стало спокойно, слишком спокойно.

Мы жили в перенаселенном квартале, и мои приходы и уходы стали замечать. Не-сколько раз я не мог прийти, а она этого хотела, расстраивалась и требовала. Я стал испы-тывать неловкость. Теперь, когда прошла новизна, я стал побаиваться ее растущего чувст-ва собственности.

Откровенно говоря, я почувствовал облегчение, когда однажды вечером она не вы-держала и сказала, плача, что мы больше не должны видеть друг друга, потому что у нее есть законный и серьезный поклонник. Я изобразил ужасную печаль, бил себя в грудь, я даже притворился, что ревную. Но уходя, я чуть не вскрикнул от облегчения.

Добавив таким образом это новое качество к своему характеру, я продолжил нача-тое. Как учитель в школе Вади Бакка, я знал, что у многих моих учеников овдовели мате-ри и сестры. Я поставил себе целью навестить каждую из них, чтобы поговорить об учебе ее сына.

Поразительно, как скоро крадущийся волк начинает чуять добычу. Было совершенно удивительно, что так много женщин готово это делать, и еще более удивительно, что я стал пользоваться спросом.

Не хочу хвастаться подобно другим мужчинам, но почти все мои подружки-вдовы уверяли меня, что я принадлежу к лучшим в мире любовникам. Уверен, что таким сделали меня терпеливость и нежность.

И хотя было трудно, я хранил это в себе. Я не хотел позорить этих женщин и не хо-тел делиться ими. Я принял свое возмужание скромно.

После отъезда Пера Ольсена отец, казалось, был доволен своим чиновничьим поло-жением. До гибели Иерихонского проекта он никогда не позволял нам пользоваться пре-имуществами нашего положения. Теперь же наша семья из девяти человек, включая ново-го ребенка Фатимы и Камаля, приобрела четырнадцать продуктовых карточек. Ибрагим реквизировал стройматериалы, и нам построили хороший дом поближе к шоссе.

Пера Ольсена заменил крошечный человек из Бирмы по имени Не Све. Отец отнюдь не недооценивал его возможности из-за малого роста. А Не Све был достаточно проница-телен, чтобы понимать, что жизнь будет проще и спокойнее с хаджи Ибрагимом на его стороне. Он был из той страны, где обмен одолжениями - в такой же степени образ жиз-ни, что и у нас. И с самого начала они отлично поладили.

До сих пор Ибрагим лишь едва упоминал своих прежних деревенских из Табы или пытался завязать контакты с ними. О да, он часто говорил о своем желании вернуться, но редко - о людях по именам. Почему-то мне казалось, что он чувствует себя виноватым, что откололся от них, хотя, Аллах свидетель, в этом не было его вины.

- Пастух не теряет своего стада ни по одной причине, - вот все, что он говорил на эту тему.

Наш отличный новый дом означал, что Ибрагим остепеняется и примиряется с из-гнанием. Но Таба никуда не девалась, и чем больше он остепенялся, тем больше беспоко-ился о своих старых друзьях. В конце концов он попросил меня разыскать их.