Юрий Никитин - Скифы

— Извини, но этих партий и движений каждый день регистрируются сотни. Каждая сотая дотягивает до конца недели… Понадобится, и мы скифов зарегистрируем. Тебе какое пиво?

— Светлое, — ответил Алексей, не задумываясь. Хвастливо хлопнул себя по карману. — Уже могу себе позволить.

— А темное?

— Со временем, — пообещал Алексей, — смогу платить и за темное.

От соседней скамейки слышались сдержанные вздохи, стоны. Спрятавшись в густую тень раскидистого клена, там совокуплялась парочка. Делали это почти украдкой, девушка сидела на парне к нему лицом, прижимала его голову к своей груди, почти не стонала и не вскрикивала, стараясь не привлекать внимание. Похоже, просто не дотерпели до более укромного места.

Крылов вообще-то не любил показушников, что для половых актов выбирают самые людные места. Временами ему казалось, что появился новый вид перверсии, когда в обычных условиях тишины и интима у таких не получается, им необходимо присутствие посторонних людей, толкотня в переполненном автобусе или многолюдье подземки.

Алексей толкнул его локтем:

— Видишь? Это тоже мои.

Крылов покосился на парочку. Парень и девушка выглядели вполне пристойно. Когда девушка на миг повернула в их сторону лицо, он отметил чистые, почти аристократичные черты, характерную для много думающих людей посадку глаз, сдвинутые брови и складку над переносицей.

— Почему?.. Дебилы?

Алексей поморщился:

— Ну у тебя и термины… Нет, эти явно не замедленные. Хоть ритм у них и… гм… замедленный, но это говорит как раз об их… незаторможенности. Мои избиратели как раз все это совершают в быстром темпе. Спешат к финалу! Нет, эти ребята мои по другой причине… Понимаешь, я подумал: а ведь кредо, что все, что естественно, — не позорно, вполне подходит для девиза моего движения! Люди стараются освободиться от остатков старой, сковывающей их морали. Ведут себя все свободнее, все естественнее, все ближе к натуре, природе. Все ближе к тому, что мы есть на самом деле. А это и есть мы, наша партия. Мы и есть натура, мы то, что человек есть. Все остальное — наслоение. Я уже вижу по твоему лицу, как ты готов все это истолковать… не трудись, я сам все понимаю! Но я политик, и ты политик. Мы политики. Я просто обязан как политик воспользоваться подвернувшейся ситуацией, чтобы увеличить количество своих избирателей. А ты назови хоть одну парламентскую партию, что не воспользовалась бы удобным моментом, чтобы не повысить свой рейтинг, престиж, расширить влияние на регионы?

Крылов смолчал. Даже самая рафинированная из партий в Думе, грушечники, что до свинячьего писка страшатся любой работы, только все критикуют и ни в чем не участвуют, даже та использует любой промах конкурента, чтобы захватить освободившийся пятачок.

Алексей тем временем указал взглядом в другую сторону, там милиционер подошел к группе подростков, что мочились прямо на тротуаре.

— Ага, — сказал он довольно, — вот и он работает на меня!

— Мент?

— Да.

— Каким образом?

— Запретами, — пояснил Алексей довольно. — То нельзя, это нельзя… Почему, скажи на милость, нельзя помочиться прямо вот так? Если никого не задеваешь струей?.. Если никому не намочил одежду?.. Это все нелепые запреты, пришедшие из прошлых веков!.. Суть их утеряна, но форма остается. Сегодня же я напишу памфлет на эти предрассудки!.. Ты знаешь, мне удалось по сходной цене купить одну типографию. Старенькая, но все же теперь своя… Ну, формально — моего движения, но ты же сам все понимаешь, верно? Институтишко один разорился, кому нужна астрофизика дальних галактик, вот я и подсуетился насчет типографии. Остальное растащили коммерческие фирмы. Воронье чертово… Даже сотрудников разобрали. Которые помоложе, естественно…

Крылов изумился:

— Как тебе удалось… типографию? Это же бешеные деньги!

Алексей отмахнулся:

— Да не за свои! Просто я вовремя втиснулся со своим движением в их конфликт… а без конфликта какая приватизация?.. А когда все это кончилось, я был во главе одной группировки. Той, которая и оттяпала типографию. И ребята все как на подбор: молодые, интеллигентные, верны общечеловеческим ценностям… Тоже мои… в принципе.

Крылов сказал язвительно:

— А что со старшим поколением? Их тоже возьми в свое движение. Они ж явно обиженные!

— Не удастся, — ответил Алексей с явным сожалением. — Старшее поколение — люди с принципами.

В самом деле, подумал Крылов, мы оба делаем ставку на молодежь. Старшее поколение остается вне сферы внимания. Потому ли, что все революции делает молодежь? Особенно голодная молодежь?.. Нет, революции делает сытая, которую дня три не покормили… Странно, если подумать, мы оба поставили на сытых. Только Алексей исходит из того, что аппетит приходит во время еды, надо двигаться и дальше до полнейшего раскрепощения человека… а пределов этого раскрепощения он и сам не знает и вряд ли заглядывает в сгущающуюся тьму далеко, ибо там смутно маячат руины цивилизации, а среди развалин городов бродят одичавшие волосатые питекантропы с дубинками в руках, от которых тоже надо освободиться, как от несвойственных природе…