Журнал «Если» - 2005 № 10

Евгений Харитонов:Иначе говоря, трэш находится за гранью самой литературы, суть — антилитература?

Александр Ройфе:Ну почему же… Это одна из разновидностей русской словесности, занимающая свою вполне конкретную нишу. Однако продолжу. Актуализация — как раз и есть элемент того самого эпатажа. Многие трэш-авторы пытаются привлечь к себе внимание, завоевать популярность именно скандальностью. Поэтому обращаются к тем темам, которые общество волнуют сегодня. А фантастику волнуют вопросы, скорее, вечные. Поэтому пересечения трэша и фантастики столь редки. И вряд ли эта связь станет постоянной.

Андрей Щербак-Жуков:Ты говоришь не о собственно трэше, а об игре в трэш. Тот же Сорокин совершенно искусственно привносит эти элементы в свои произведения.

Александр Ройфе:Эти элементы и составляют существо подобной литературы.

Владислав Гончаров:У меня создалось впечатление, что участники дискуссии слишком углубились в дефиниции и пытаются определить все и сразу. Я согласен с Александром Ройфе: то, что сегодня воспринимается трэшем, завтра уже может не восприниматься таковым. История литературы — тому подтверждение, ведь иные произведения, считавшиеся брутальными для своего времени, нынче… классика. На мой взгляд, трэш определяется очень просто: это эпатаж с особым цинизмом. Правда, понятие цинизма в каждую эпоху разное… Куда больше волнует другая проблема: является ли эпатаж целью или средством достижения чего бы то ни было? И главная проблема сегодняшней литературы заключается в том, что средство превращается в цель, а цель исчезает совсем. Этакий трэш ради трэша. Возьмем такой неотъемлемый элемент современной брутальной прозы, как ненормативная лексика. В произведениях Хаецкой, как известно, хватает мата. Но у нее нецензурные слова используются лишь для того, чтобы подчеркнуть картину мира. При этом и сам автор, и его герои целомудренны. В какой бы крови и грязи эти герои ни находились, куда бы их ни заносила судьба. А у других авторов мат — это способ шокировать читателя. Как раз у Михаила Харитонова была попытка использования трэша в качестве средства. Но в процессе творческой эволюции средство неожиданно стало самоцелью.

Дмитрий Володихин:Владислав подметил очень правильную вещь. Существует трэш коммерческий — это попытки использовать трэш-контент, чтобы книга, как говорится, «пошла». Существуют и иные виды трэша. Первый из них — это интеллектуально-философский трэш. Он имеет отношение к мэйнстриму и постмодернизму. При этом мэйнстрим не является трэшем по одной простой причине: эти понятия из разных плоскостей. Существует трэш органический: люди через призму этого приема воспринимают мир. У них у самих брутальное настроение. Плохо ли это? Да, плохо.

Александр Громов:Я тоже согласен с Владиславом, но сформулировать суждение хочу несколько иначе. По-моему, господа, мы тут слишком заговорились. Мы вращаемся вокруг вопроса, можно ли из одного злючего перца сделать вкусное блюдо. Если трэш используется в качестве приема в сцене, где он уместен (и сцена сама к месту), то и спорить нечего. Разве мы перестали восхищаться «Макбетом»? Помните:

Типичный трэш XVI века! В конце концов, если трэш настолько близок сердцу какого-то автора — ничего дурного в этом не усматриваю. Пусть попробует. Разочек. Наверное, это даже будет интересно. Но если этот автор не может остановиться, то он справедливо будет обречен на малую читательскую аудиторию. Дело хозяйское!

Владислав Гончаров:Трэшеры имеют шанс захватить огромную аудиторию, но это будет временным явлением. Пройдет год-два-пять — и авторов этих не вспомнят даже.

Наталия Мазова:Вот что любопытно: на Западе — там это все тонко, игра на нервах. У нас на нервах этим не поиграешь — до какого-то момента не берет вообще, затем прорывается полностью, именно потому, что мы в этом самом и так сидим по самые уши. В комментарии к известной полемике писателей в четвертом номере «Если» главный редактор журнала хорошо подметил: почему-то все это пишут, но выбирают не это, а светлое и пушистое. Да, некоторые это пишут потому, что они, кроме этого, ничего в мире не видят и проецируют свою внутреннюю грязь наружу. Лично мне после прочтения подобных текстов хочется пойти и почистить все внутренности зубной щеткой. А энное количество литераторов это пишет потому, что боится свою внутреннюю «пушистость» показать. Писать про хорошее стало неприлично! Я открываю журнал, допустим «Реальность фантастики», читаю один рассказ, другой, третий и спрашиваю: зачем все это писалось? Там трэш уже не прием, а подростковая демонстрация собственной «крутости».