Игорь Гор - Проект «Повелитель»

С опаской, оглядываясь назад, мы пошли к башенке. Загогулину дверь признала и, шумно вздохнув, отошла в сторону открывая вход в кабинку, спёртый с запахом плесени воздух ударил в нос. В кабинке стояла лесенка, ведущая к неизвестному агрегату, но судя по ленте с патронами, им не цветы поливали. Косой радостно присвистнул.

— А я тебе, что говорил?!

Зеркальный снаружи купол башенки оказался прозрачен изнутри, сквозь него виднелась серая моросящая мгла над головой. Часть купола перед стволом видимо в нужный момент отходила в сторону.

— Я одного не пойму, Косой… чего они по своим то стреляли…

Косой уставился на меня в ожидании.

— Жетон этот с ключом, я же со скелета снял, который в вертолёте валялся. Значит, сам он отсюда был… Странно это.

— А кто его разберёт, может не поделили чего… У нас же часто так, сегодня свой, а завтра друг другу горло рвём.

Косой полез обниматься с находкой и тут же по самые уши залез в смазку.

— Ух, ты! Да он живее всех живых! Ни пятнышка ржавчины! Лента вся в смазке! Ух, ты!

Толстый! Как же нам повезло! Вот только ни курка ни кнопки не видно… Ну да свинтим, Хаймович разберётся. Чего стоишь? Сумку с ключами доставай?

Меж тем я напрягся, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Шевеление за чердачной дверью притихло. Что-то большое и грозное приближалось к дверям.

— Ключи давай! Ты что уснул?

В дверь ощутимо толкнули, и монтировка чуть шевельнулась. Косой проследил за моим взглядом, и улыбка на его лице поубавилась. Я зашёл в кабинку, дверь за мной закрылась.

И уже с кабинки, поднявшись на лесенке к Косому, увидел второй удар. Монтировка как щепка отлетела. В дверях появилось серая туша, заслонив весь просвет. На миг показалось, что оно ползёт бесконечно долго. Но видимо произошло это почти мгновенно, просто с моим зрением что-то случилось. И тут это нечто вывалилось и расправив крылья попыталось взлететь. Наш железный друг внезапно ожил, и дальнейшее разглядеть не удалось. Мы стояли, открыв рты, оглохшие от выстрелов. Ошмётки незваного гостя раскидало по всей крыше. А из открытой двери неудержимым потоком вылетал рой.

Пулемёт стих, видимо мелочь его не интересовала.

— Вот это пахан у них был… — сказал я.

— Чего? — заорал Косой.

— Пахан, говорю, у них знатный был.

— Чего?

— Хорошо, говорю, что пулемёт не успели скрутить!

— А, то..!

Косой улыбнулся, подняв большой палец вверх.

— А ты гадал, где у него гашетка, гашетка у него, где надо…

— И то верно, тут сроду стрелка не было, сдох бы стрелок от гари пороховой и грохота.

— А лесенка так, чтоб, поди, смазать да ленту поменять.

— Угу.

— Линять то, как теперь будем?

— Ага!

— Чего ага? Эти твари по всей крыше расползлись, и улетать не думают?

— Чего орёшь? Я всё прекрасно слышу.

— Дверь открой, может, по внешней стене уйдём.

— Дверь изнутри не открывается, замуровали демоны!

— Вон кнопки сбоку от двери нажми, открыться должны.

И я с дуру, нажал … Может нажми я другую и дверь бы взаправду открылась. Но нам не повезло. Кабинка дёрнулась и поползла вниз. Сердце ёкнуло к горлу. Мы сцепились с Косым друг в друга, словно перед смертью, и лишь немного спустя поняв, что разбиться нам не грозит стыдливо разжали объятия.

Под настоящим именем меня давно никто не помнит и не знает, после войны оставался лишь престарелый сосед Моисей Хаймович, чудом выживший при взрыве лишь потому, что он гонялся по подвалу за своим любимцем котом. С детства ко мне прилепилась кличка, сначала в школе, как это часто бывает, она происходила от фамилии, потом в армии от моего пристрастия к одноименному гранатомёту, позже, в институте от моих подопытных дрозофил.

Благодатный был материал, генетически простой и пластичный, и недостатка в нём не было… Самое смешное, что в каждом периоде моей жизни сотоварищи мои были уверены, что только им пришла в голову мысль наградить меня такой гениальной и подходящей к случаю кличкой. А я никого и не разубеждал. Пусть тешатся. Меня же тешила лаборатория, которую мне отвели на минус-первом этаже института. Генетически изменённые подопытные увеличивали рост и по непонятным причинам начинали создавать ульевые конгломераты. Оставалось только наблюдать, чем это закончится. Может быть, я так и остался бы Вельзевулом, но за плечами была докторская диссертация, и горячее желание исправить человеческую природу. Исправить программу старения и смерти.