Сергей Федин - Фантастические рассказы

Прямо перед Сильгером, в самом центре небольшого овального зала, восседал на колченогом стуле старик. Вид его был ужасен: полусгнившие лохмотья, бельмо на глазу, выпирающие клыки и тяжёлый золотой перстень на единственном пальце левой руки.

— Добро пожаловать, Сильгер, — проскрипел старик. — Я был уверен, что ты будешь точен.

— Кто вы? — выдавил Сильгер, каменея от страшных предчувствий.

— Да ты, наверное, и сам уже догадался. Я — изнанка Господа Бога, его Alter Ego, его тень, его прах, его отражение, самый большой его грех! Я тот, кто играл с тобой в орлянку, а у меня, как известно, нельзя выиграть…

— Ты передёргивал, мерзкий плут! — задыхаясь, закричал Сильгер. — У меня был точный расчет! Я играл с Богом!

— Да, да, ты всё правильно рассчитал, мой несчастный друг. Кроме одного. — Он мерзко захихикал, разбрызгивая желтую слюну. — Ты выбрал не ту сторону монеты.

— Не может быть! — закричал в ужасе Сильгер.

— Может, мой дорогой, может. Если бы «орёл» у тебя означал «да», ты попал бы куда хотел.

И тут же опять вспыхнуло пламя, пещеру заволокло зелёным дымом, что-то скользкое и гадкое обвило ноги Сильгера, чьи-то мохнатые лапы подхватили его и потащили куда-то вниз, туда, откуда все слышнее доносились крики, стоны и проклятия.

А вы не хотите сыграть в рулетку с Господом Богом?

Где-то к пятой кружке все вокруг стало напоминать мне какой-то фантастический аквариум. Воздух в пивной сгустился от застывшего сигаретного дыма, пьяных выкриков посетителей и непередаваемого букета запахов. И в этом фиолетовом тумане медленно проплывали чьи-то опухшие морды, быстро, извиваясь, как угри, проносились официанты, раздвигая подносами захмелевшее пространство.

Я сидел в самом расплывающегося мира, тщетно пытаясь сосредоточиться. Лицо этого человека, внезапно проявившееся передо мной, поразило меня именно своей отчетливостью. И еще, конечно, глаза. В них плавилось какое-то потустороннее безумство, отрезвляющее и завораживающее одновременно. С этой минуты я помню все до мельчайших деталей.

— Не помешаю? — Голос был глухим и чуть хриплым, доносящимся как из преисподней. И тут же (я даже не успел ответить) нервное лицо незнакомца исказилось в ужасную сатанинскую гримасу, глаза дико вспыхнули, и он проскрежетал:

— До полночи осталось два часа! — Он зловеще захохотал. Я оцепенел от страшных неведомых предчувствий и не мог вымолвить ни слова. Но лицо незнакомца, подобно внезапно стихнувшему морю, уже вернулось в привычные очертания. Он улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня. Я опомнился.

— Да-да, садитесь.

Он медленно опустился на продавленный стул, небрежно смахнув на пол маленькую запыленную вазу с увядшими цветами. Осколки брызнули во все стороны совершенно беззвучно в общем шуме, на сморщенные лютики тут же наступила чья-то тяжелая нога.

— Я хочу видеть ваше лицо без пошлых препятствий. Тем более, что это лицо будет последним, в которое будет глядеть жизнь на нашей паршивой планете.

— Вы сумасшедший? — Я все еще не терял надежды.

И опять его лицо как будто треснуло, и в искореженных судорогой чертах незнакомца я прочитал приговор.

— Как это было бы удобно для всех вас. — Он усмехнулся, лицо было опять спокойным. — Но я не сумасшедший. — Он помедлил, как бы взвешивая мою душу на невидимых весах. — Я — гений. А ведь гениальность и безумство так похожи и одинаково ненормальны для обывателя, ибо заключаются в нарушении привычных аксиом. Разница в выборе.

— Какие же аксиомы нарушили вы?

— Ну что ж, я объясню, но буду краток: у нас всех мало времени. Я держу этот мир за горло, и агония уже началась… Так вот. Вы когда-нибудь задумывались о снах? Да-да, о самых банальных земных снах и об их вторичной материальности? Вы обращали внимание на то, что всегда явно или не явно присутствуете в своих снах и являетесь там главным героем, более живым и реальным, чем все остальные? И это неудивительно: ведь ваш двойник отражает большую часть незаторможенного участка коры головного мозга. И всегда, заметьте, — он придвинулся ко мне, его лихорадочный шепот давил на меня почти физически. — И всегда, заметьте, этот призрачный мир ваших сновидений погибает, мгновенно исчезает, как только вашему двойнику угрожает смерть. Вспомните, сколько раз вы просыпались, падая во сне в пропасть, или от того, что вас кто-то душит, и так далее. Для этих жалких и неполноценных теней, населяющих ваши сны, этих полуматериальных бледных копий людей, наступает конец света, как только один из них, самый «реальный», погибает, и в тот же миг просыпаетесь вы, его прообраз, сверхсущество по сравнению с ним… — Он как-то странно дернулся, длинные скрюченные пальцы рванули ворот рубашки. — И вот однажды, это было страшно давно — я еще учился в университете, мне пришло в голову: а что, если весь наш мир только сон, кошмарный сон некоего высшего существа. Помните: «Тогда мир показался мне сном и поэзией божества; разноцветным дымом пред очами недовольного божества?»