Роберт Янг: Обетованная планета

На какой-то момент его захлестнула горечь. Почему должно было так случиться, что именно его корабль оказался тем самым, у которого на полпути произошла авария главного реактора? Почему должно было случиться так, что ужасающая тяжесть поисков планеты, подходящей для группы людей, которых он никогда раньше не видел, падет именно на его плечи? Он почувствовал, что готов потрясать кулаком, отправляя проклятия Богу, ― но не сделал этого. Это был бы всего лишь театральный жест, лишенный какого-либо истинного смысла. Потому что невозможно проклинать Бога без того, чтобы вначале принять Его, а за всю его бурную молодую жизнь единственным божеством, в которое Рестон хоть когда-то верил, был обгоняющий свет полет, позволявший перескакивать от звезды к звезде.

Вскоре он отвернулся и спустился с холма. Отыскав пустой угол в наскоро сделанном убежище, раскинул одеяло и приготовился провести первую унылую ночь.

Утром он оказал медицинскую помощь единственному пострадавшему при вынужденном приземлении. Затем, еле передвигаясь на отяжелевших ногах, переселенцы начали свою новую жизнь.

Всю эту зиму Рестон был занят тяжелой работой. С Земли была доставлена настоящая деревня, и теперь она была воссоздана в небольшой окруженной горами долине. Река, бежавшая через долину, решала, на первое время, проблему воды, хотя рубка прорубей в ее льду была опасной и тяжелой утренней работой; и расположенный неподалеку лес давал достаточно дерева для топки, пока не отыскано более подходящее топливо, хотя рубка дров, укладывание их в вязанки и перетаскивание вязанок в деревню на грубых санях была как раз такой задачей, к которой не рвался никто из мужчин. Ближе к весне случилась и эпидемия гриппа, но благодаря активности молодого врача, который, разумеется, входил как составная часть в структуру нового общества, все перенесли ее достаточно легко.

После весенних дождей был посеян первый хлеб. Почва в Нова Полска оказалась плодородным черным суглинком, что было приятным обстоятельством для Рестона, который потратил всю энергию своего корабля буквально до капли, чтобы отыскать эту планету. Несомненно, что она уже была заселена: следы кочевой жизни местных аборигенов были легко различимы в разных частях долины. В первый момент Рестон возлагал на них некоторые надежды, пока несколько коренных жителей не заявились однажды утром в деревню, широко улыбаясь своими ртами и выписывая вычурные пируэты многочисленными ногами.

Но по крайней мере, они были дружественно настроены, и, как выяснилось позже, очень полезны, располагаясь по соседству.

В первую весну он помогал в посевных работах. Это было, когда он начал осознавать, что является чем-то меньшим, чем простая составная часть новой цивилизации. Много раз он замечал, что работает в одиночку, в то время как переселенцы работали группами по двое и по трое. Он не мог допустить мысли, что его избегали. И несколько раз замечал, как другие работающие поглядывали на него с несомненным неодобрением в глазах. В таких случаях он просто пожимал плечами. Они могли осуждать его сколько им было угодно, но нравилось ему или нет, они были связаны с ним.

Он пробездельничал все лето, ловя рыбу и охотясь у идиллических подножий холмов, зачастую ночуя прямо на опушке леса, под звездами. Очень часто почти половину летней ночи он лежал в раздумьях... раздумывая о множестве вещей: о сладостном вкусе земного воздуха после быстрого бега, о сверкающих земных городах, раскинувшихся словно гигантские игровые автоматы, только и ожидающие, что кто-то вот-вот сыграет с ними, о ярких огнях, изящных ножках и прохладном вине, налитом в высокие радужные бокалы; но больше всего он думал о женах своих соседей.

Осенью он помогал на жатве. Способность аборигенов к сельскохозяйственным работам была все еще неизученным фактором, и потому никак не использовалась. И вновь он видел осуждение в глазах переселенцев. Он никак не мог понять этого. Если он вообще понимал образ мыслей крестьянина, то эти люди должны были бы одобрить его стремление к работе, не осуждая его. Но он лишь в очередной раз пожал плечами. Они могли убираться к черту, поскольку он устал от этой самоуверенной богобоязненной толпы.

Жатва была обильной. Для переселенцев, привычных к скудным урожаям на землях Старой Родины, это было невероятным. Рестон слышал, как они говорили о роскошной капусте, об удивительно большой картошке и о золотой пшенице. К тому времени он уже был способен понимать большую часть того, о чем они говорили, и даже иногда заставлял себя понимать, хотя нескладные "чзс" и "шзс" все еще были трудноваты для него.