Эдгар Пенгборн - Дэви

В гостинице в Хамдене я обнаружил кучку паломников, завершающих последний этап того, что нуинцы зовут Петлей Праведности. Петля представляет собой путешествие из Олд-Сити в величественный горный край провинции Гемпшер — там, на прохладных холмах, живет гораздо больше людей, чем можно предположить, — затем на юг, вдоль великой реки Коникут до Хам-дена или Шопи-Фоллз, а затем назад, в Олд-Сити, но уже по южным дорогам. Это светское паломничество. Церковь одобряет его, а остановки делаются у всех святых храмов и других средоточиях благочестия по пути, но в самой поездке нет ничего особенно священного. Любой может присоединиться к ним, и многие так и делают, включая респектабельных грешников, карточных шулеров, музыкантов, проституток и прочего народа, который старается убежать от скуки.

Сняв комнату на ночь, я пошел в пивную и тут же подружился со смуглым парнем, приняв его из-за доброты и открытости за отъявленного грешника. Он по собственной воле поприветствовал меня, и я сразу почувствовать себя непринужденно. Одет он был по нуинской моде, которая уже начала распространяться и за границами этой страны, но еще не настолько, чтобы я успел примкнуть к ней, — мешковатые бриджи до колена и свободная рубаха вылезающая из-под ремня повсюду, за исключением того места где торчала рукоятка кинжала, чтобы не помешать его быстрому выхватыванию. Около половины паломников в пивной были одеты в том же стиле, но парень оказался единственным, у кого на бедре вместо обычного короткого ножа висела рапира. Как я узнал позже, нож у него тоже был, но он носил его под рубахой — точно так же, как я носил свой до того, как попал к Бродягам.

Рапира была замечательной смертоносной штучкой, менее двух футов в длину, легкая и изящная, едва ли достигавшая полдюйма в самом широком месте, из пеннской стали, и такого превосходного качества, что от одного прикосновения она пела, почти как тонкая стеклянная посуда. Оружие богатого человека, подумал я, но мамочка Лора говорила мне, что о цене подобных вещей спрашивают лишь тогда, когда хотят купить, да и то не сразу. Молодой человек так ловко управлялся с ней, будто она была продолжением его руки. Парню нравилось почти бесшумно вытащить ее из ножен и легонько провести пальцами вверх и вниз по лезвию, с задумчивым видом, что почему-то крайне нервировало всех в зале, причем они изо всех сил старались скрывать эту нервозность. Ничто не указывало, сколько времени он уже наслаждается этим, но какой-то инстинкт, похоже, подсказал ему, когда наслаждение стоит прекратить. Впрочем, возможно, это был и не инстинкт, а особенные нотки, зазвучащие в покашливании одного из священников, возглавляющих группу.

Их было двое: отец Блэнд и отец Мордэн, толстый и тонкий, один — заплывший салом, другой — высохший и покрытый перхотью. Толстый отец Блэнд сам замечал вслух, что представляет собой живое свидетельство того, как процветает религия, и все вежливо смеялись, кроме отца Мордэна, тощего, который выдерживал характер, то есть казался до крайности раздраженным. Я вряд ли бы принял кого-либо из этой толпы за паломников, если бы хозяин не предупредил меня заранее. А потом я понял, что некоторые из них были простыми путешественниками, примкнувшими к паломникам ради безопасности или компании в дороге. Наилучшие пожелания от отца Блэнда и отца Мордена, сказал юноша, приветствуя меня. — Не выпьете ли вы с нами сейчас или немножечко вскоре?

В то время мне приходилось не очень часто слышать, как говорят нуинцы. Они не слишком часто выезжают за границы своей собственной страны — они утверждают, что в Нуине есть все, а потому зачем им это нужно?., Юноша, как мне показалось, был приблизительно моего возраста, хотя вел себя, как более старший. В нем были хрупкость и женское изящество, но без женской слабости. Я помню, что в первые полчаса нашего знакомства раздумывал, не имеют ли его игры с рапирой практическую сторону — этакий метод обескуражить всякого, кто сделал бы ложные выводы о его характере…

— Почту за честь, — сказал я, случайно вспомнив обрывок светской чепухи из наставлений мамочки Лоры. — Почту за честь и с удовольствием напьюсь с кем угодно.

— Нет, мы — сборище трезвенников, — сказал он. — Во всем проявляем умеренность. Включая, я настаиваю на этом, и саму умеренность… Но это точка зрения, которую я редко излагаю своим старшим. — Он смотрел на меня со сверхъестественной проницательностью. — Я — Майкл Саммерс из Олд-Сити. Простите мне мое дерзкое любопытство… Кто вы, сэр, и откуда?