Марина Дяченко - Цифровой, или Brevis est

Они сидят у своих окошек – и те, кто работает, и те, кто бездельничает. И дети на экваторе. И старики в тундре. Моими стараниями. Все. Полпланеты спит… Полпланеты в офисах… Торговцы мельком поглядывают на экранчики мобилок, кассиры, улучив минутку, раскладывают пасьянсы. Водители сверяют путь с картой на экране навигатора. Кто-то в поле, пашет и сеет без мобилок и навигаторов, счастливый, ему не страшно…

Страшно всем.

Страшно мне. Потому что для меня сейчас – они все свои. Это жуткое ощущение, когда вся планета – свои. Люди. Я так не привык. Я – человек – жил обособленно, никого, собственно, не любил… Но ощущение своего – это даже не любовь. Это круче, пожалуй.

Надо было стать цифровым, чтобы сделаться святым. Я святой, мне все свои. Все, кто человек. А ты, инопланетная сволочь или кто ты там есть, убирайся из моего дома. Какой бы ни было ценой, но я вытащу своих из-под твоей власти.

Только святой имеет право убивать своих, чтобы погубить чужого. Это хирургия, а не убийство. Вот человечество, горький пьяница, который не может отказаться от своей бутылки, но мы туда кое-что подсыпем. Прямо сейчас…

…Прямо сейчас.

Надо торопиться, пока меня не прищучили. Ничего не приходит на ум, только зависание, как говорил Толик. Пусть зависнут на простом действии, каждый на своем. Чистить зубы много часов подряд, мыть машину много часов подряд, пить чай много часов… Да они же умрут, это особо извращенное убийство. Они же свои, свои умрут.

Что-то попроще. Эпилептический припадок при виде экрана. У всех. Или внезапная слепота. Или то и другое.

И сотни самолетов в воздухе. И ядерные электростанции. И больные на операционных столах. И экраны, экраны, экранчики…

Что станется с Максимом, когда я это все взорву? Он исчезнет или нет? Я выбью оружие у него из рук, и много веков пройдет, пока система восстановится. Код, проклятый двоичный код никуда не денется. Человек выжил потому, что умел различать чужих и своих.

И это же его погубит.

Рассуждения мешают быстродействию. Пока я рассуждал, меня обложили. Посмотрим…

Снова вывернулся наизнанку, распался и сложился заново, но ощущение, что на него идет охота, не пропало – наоборот, окрепло. Здесь не только я, понял Арсен. Здесь полно таких, как я, обученных ловить таких, как я. Аня и Толик были правы: Максим не единственный его терминал и даже не один из двух. Я не единственный цифровой и даже не один из десятка.

Но только я, я один решился сделать то, что я сделаю. Я обернусь таким вирусом, которого не помнило человечество и никогда больше не вспомнит, потому что Сеть после моей атаки умрет.

Завесить. Зациклить сознание. Всем, кто сейчас у экранов. Ни один из тех, кто выживет, не посмеет больше взглянуть на монитор. Это станет кошмаром, мониторами будут пугать детей в будущих поколениях: экран, который лишает разума. Который убивает. Забудьте: нет компьютеров, нет телевизора, даже радио, наверное, нет…

Он съежился, сделавшись совсем маленьким, и тучей завис перед огромной панелью светящихся окон. Вы должны запомнить урок, вы должны запомнить зрительный образ… Вот вам – орхидея. Пусть цветок одновременно появится на всех мониторах и продержится несколько секунд, а потом…

Пауза. Провисание. Перешептывание в зале. Сейчас все начнется.

Сейчас.

Он выращивал в себе решимость. Он уже почти вырастил ее. Он цифровой, а значит, свободный от сантиментов. Он цифровой, принимающий решения, берущий на себя ответственность: лучше быть убийцей, чем трусом. Еще чуть-чуть…

– Черная Богиня! Прими нашу жертву!

Сигнал один среди миллиардов, тоненький, слабый. Но он, этот сигнал, нарушил структуру мира вокруг него, и все изменилось.

Он скользнул вдоль живого пучка каналов и увидел площадь перед ратушей в нарисованном городе. Уродливый храм, помост перед храмом и двух игровых персонажей, взявших в тиски девушку.

Иру Игнатову.

Баффи.

Это был уже знакомый зал – с «шубой», устройством, позволяющим проектировать живых людей в игру и сочетать их виртуальные тени с игровыми персонажами. Жертвоприношение началось вне графика, поэтому народу на площади было относительно мало – но прибывали и прибывали, сбегались со всех сторон и возникали прямо из воздуха нарисованные фигурки людей и сказочных персонажей, и от каждого вела ниточка к пользователю за монитором – клерку, подростку, домохозяйке. В жертвоприношениях у храма была неизъяснимая прелесть; наверное, эти люди чувствовали, что становятся свидетелями настоящей смерти. Хотя внешне все было благопристойно, по правилам игры.