Владимир Фирсов - Возвращение

5

Рев танкового двигателя вместе с морозным воздухом врывался в распахнутый люк хронолета. Чумазый танкист, высунувшись из башни, ничего не понимая, смотрел то на партизан, тискавших в объятиях веселого бородача в телогрейке, которого пять минут назад он сам примчал сюда умирающим, то на диковинный летательный аппарат без крыльев, колес и пропеллера, бесшумно спустившийся с неба. Через люк Росин видел, как танкист что-то закричал ему, показывая на аппарат, ни слова не расслышал и на всякий случай показал, что все "на большой" - высунул кулак с оттопыренным большим пальцем. Танкист заулыбался и стал махать летчикам шлемом. "Тридцатьчетверка" взревела, крутанулась и помчалась через лес, поднимая фонтаны снега, - догонять свою часть.

- Честно говоря, я им завидую, - тихо сказал Свет инженеру Маю, который вылез из кресла водителя и тоже глядел в люк на людей удивительного века. - Они живут в великое и страшное время и делают великое дело, которое только им по плечу. Пусть это наивно, но они напоминают мне титанов античности или былинных богатырей.

- И все-таки, что он скажет партизанам? - спросил Май.

- Думаю, что расскажет правду, - ответил Свет. - И думаю, что никто в этот рассказ не поверит... Тогда ему придется выдумать что-нибудь про достижения столичной медицины - какие-нибудь лучи, биополя...

- Биополей они еще не знают, - рассеянно возразил Росин, рассматривая, как Дед вешает на шею трофейный "шмайсер". - А в лучи поверят... В то, что хронолет - опытная сверхсекретная боевая машина, они уже верят. После "катюш" они во все верят. Вот тот, с перевязанной головой, рассказал мне, как их взвод попал под танковую атаку. Оружие у них было - винтовки, два противотанковых ружья да бутылки с бензином. А танков - видимо-невидимо, все поле от них чернело. Лежим мы в снегу, говорит он, и с жизнью прощаемся. И вдруг дали залп реактивные минометы - никто и не знал, откуда они взялись за нашей спиной. Все поле вмиг залило огнем, а когда дым рассеялся, стрелять было уже не по кому - два танка удирали, а остальные горели. Вот такто...

Он замолчал, словно прислушиваясь к странному ощущению, - он вдруг понял, что тоже завидует этим полуголодным, изможденным, израненным людям, которые, возможно, уже сегодня снова пойдут на смерть - пойдут как на праздник, потому что делают святое дело, за которое и жизни не жалко. Сейчас они пойдут отбивать у врага еще одну подмосковную деревушку, а вид у них такой, словно Берлин штурмовать собрались. И давно созревшее в глубинах мозга решение вдруг стало настолько ясным и очевидным, что он поразился, как мог раньше не понимать этого.

- Песня у них есть хорошая, - сказал он, кладя руку на край люка. Пели мне ее партизаны... "Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней..."

Где-то за лесом, куда умчались "тридцатьчетверки", застучали выстрелы танковых пушек. Росин оглянулся: инженер Май уже сел в кресло водителя и протянул руку к пульту, чтобы бросить хронолет в чудовищную бездну веков. Тогда одним движением Росин перекинул свое натренированное тело через край люка.