Йен Макдональд - Камень, ножницы, бумага

Они даже не повернулись. Что-то уж слишком легко. Сверхъестественно легко. Внутри земли обетованной я закрываю дверь, задвигаю засов и снимаю маску человека-невидимки. Для внутренних покоев у меня есть другое оружие: Гевурах – разрушительный страх Божий. Двигаясь по коридорам, как Божья кара, я повергаю в ужас и бегство всех, кто попадается на пути, и при этом обнаруживаю, что моя «земля обетованная» – это загадка во чреве шутки. Слащавый фасад – всего-навсего пустая раковина для офисов и проходов, а внутри, если заглянуть в окна или вентиляторные отверстия, виднеется огромное помещение, размером во все здание, крытое стеклянным колпаком и облицованное тем, что я могу описать только как видиостены высотой в три этажа. Сотни телевизоров, тысячи. На полированном деревянном полу стоят четверо неосинтоистских ворот тории; каждые смотрят на одну из сторон света. А между ними – облицованный содзи и крытый черепицей Зал Дайцы.

И в первый раз моя уверенность, моя самонадеянность дрогнули. Господин Дайцы, не оставь меня!

Почудилось или вся масса телевизоров действительно заполнена лицами?

Слишком опасно уходить, распространяя ложь. Я подношу демона Страха к огню своей серебряной «Зиппо» и держу, пока он не скрючивается и не сворачивается в смертных кольцах. Потом поднимаюсь по ступеням к двери с надписью «АМИНИСТРАЦИЯ И БУХГАЛТЕРИЯ».

– Доброе утро, – объявляю я собравшимся секретаршам, младшим менеджерам, делопроизводителям, счетоводам и двум хорошеньким крошкам-панки в облегающих комбинезонах. – Пожалуйста, не пугайтесь. – Ласковое журчание Джеймса Мейсона из «Противной девчонки» у меня все же не выходит, но все лица поворачиваются в мою сторону, и я ловлю их души в свою правую руку. – Инструкции, которые я собираюсь загрузить в ваши рабочие станции, подлежат неукоснительному исполнению, нарушать их абсолютно недопустимо. Всем понятно? – Кивнули даже парни в модных – как у киногероев – костюмах. Я мечтал об этом с того момента, как идея пришла мне в голову, пока я крутил педали, удаляясь от Танацакии. – Вы организуете выплату каждому держателю акций ToSec суммы, эквивалентной дивидендам за пять лет. Вы выбросите на тихоокеанский рынок все акции, которые находятся в собственности компании. Все, что останется, разделите между собой, потом как можно быстрее покинете здание и отправитесь в длительный отпуск.

Разумеется, демонический ящик с фрактором Канджи на экране сообщает это значительно более убедительно, но ведь каждому мужику хочется хоть раз в жизни почувствовать себя Робин Гудом, гарцующим по Шербургскому лесу. Забрать у богатых и раздать бедным? И пусть скромный танец пальцев по клавишам не похож на величественные пассы мага от индустрии, но он означает истинное разрушение, полный экономический крах «Тоса Секьюрити».

Двойные двери раскрываются без моей команды. Я молча скольжу по сверкающему полу к самому сердцу земли обетованной. И так же молча утыканные телеэкранами стены заполняются лицами – мужскими, женскими, молодыми, старыми. Европейцев и американцев немного. Среди лиц странный пустой экран, по которому промелькнула путаница образов, резанувшая по глазам, как фрактор. Колонны ворот тории усеяны клапанами для душ.

Создаваемая «Тоса Секьюрити» империя мечты сооружается и поддерживается руками мертвецов, украденных душ, порабощенной памяти многих. Здесь десятки, возможно, сотни функционирующих систем. За ними надо следить, управлять ими, контролировать их. И все это осуществляют они. Бдительные. Неутомимые. Надежные. Вечные. Если мертвые – цифры и датчики этой империи, то кто… что же является ее движущим интеллектом? Дверь в Зал Дайцы распахивается. Что мне остается? Только войти.

Висячие бронзовые светильники озаряют ясные лики сотен буддийских святых, которые обрамляют стены. Я узнаю Кэннона, Дайницы, Бинзуру, навеки лишенного просветления из-за пристрастия к крепким напиткам. Место центрального образа в алтаре занято чем-то, напоминающим древние рыцарские доспехи с телевизором вместо головы.

– Жизнь имитирует анима? – говорю я по-английски, двигаясь между боддисатвами и боддидхармами. Теперь я вижу, что древние доспехи укреплены на корпусе популярного промышленного робота Дорнье, такого же, как Одджоб Луки Касиприадин, который сопровождал нас в калифорнийском чистилище. Я продолжаю приближаться, пока не вижу, что мое лицо полностью отражается в пустом экране под пикирующим крылатым силуэтом.