Йен Макдональд - Камень, ножницы, бумага

– Слишком страшная тайна? Людям не положено знать? – В голосе Маркуса явственно звучит презрение. – Старый трюк. Это только начало. Если нашелся один путь, должны быть и еще. И я собираюсь их отыскать.

Лука покачала головой.

– Уничтожь это, Маркус. Сотри. Избавься от него. Это опасно. Оно сожжет тебя. Разрушит, я точно знаю.

Сингон и Искусство ухода за велосипедом в горных условиях. Я поднимаюсь еще до рассвета. Хорошее время, новое утро, свежее новорожденное утро, самое лучшее время. Все предметы видятся ясно и четко. Чистый, холодный, бодрящий воздух. Небо цвета выцветших джинсов, к зениту тон углубляется до яркого, еще не стиранного индиго. Луна уже час как зашла. Я, скрючившись, сижу на обочине рядом с плотным монолитом приткнувшихся к обочине грузовиков. Усталые водители еще спят в узеньких гробах-ячейках нашего отеля. Я работаю терпеливо и настойчиво. Когда безопасность зависит от усердия, ремонт не делают в спешке. В возне с велосипедом есть своя ценность. Не меньшая, чем в самой езде. Возникает состояние, когда я и ты перестают существовать, объект и субъект исчезают, ты сам и велосипед становитесь одной вещью, одним понятием, единением. Получается истинный киборг: человек-машина.

Как я и думал, гнезда штифтов разболтались, я подтянул их отверткой из своего набора инструментов, пшикнул на них пару раз масляным аэрозолем, который я держу в сумке на поясе. К этому времени солнце всходит над черепицей Девятнадцатого храма.

Моего плеча коснулась чья-то рука.

Мас. С велосипедом. Сумки готовы. Все увязано.

– Вот регулирую систему скоростей, – говорю я. – Переключатель вчера что-то барахлил. – Он кивает, натягивает очки под купол своей паломнической шляпы, и мы пускаемся в путь, скользя вниз по улочкам просыпающегося города. На магазинах взлетают стальные жалюзи, дети спешат в школу, размахивая разноцветными рюкзачками. Фургоны поставщиков урчат на разукрашенных в честь синтоистского праздника улицах, кругом флаги, знамена, фонарики. Во мне тоже появляется чувство празднества, возникает почти школьное ощущение каникул и свободы, но с собственными целями и задачами, в то время как весь остальной мир ворочает привычные жернова повседневности: работа – еда – телевизор – сон – работа – еда – телевизор – сон.

Этот участок тропы хенро, от Девятнадцатого до Двадцатого храмов, очень тесно связан с эпизодами жития Дайцы. В долине недалеко от Двадцатого находится самая сокровенная святыня храма – глубокая пещера у начала узкого каньона, где святой медитировал. Но туда – может быть, в следующее паломничество. В Двадцать первом храме, на вершине горы Тайриу, нам придется оставить велосипеды и дальше взбираться пешком: здесь Дайцы провел в молитвах целый месяц, пытаясь взывать к охраняющему его духу – Кокуцо. Теперь здесь нет ни одного служителя. Никто не совершает ежедневных восхождений, но электронные гиды из автомата, получив с дисконтных карт наши иены, подробно смакуют эзотерические подробности ритуальной молитвы Дайцы: миллион раз исполняют мантры Света, на белом чистом листе рисуют луну, а на луне – образ Кокуцо, а на лике Кокуцо – корону, а на короне – сорок Будд, а на ладони каждого Будды – раскрывшийся цветок лотоса, а в каждом цветке – жемчужину, испускающую золотые лучи…

– И так без конца – ad infinitum, – заметил я.

Но Кобо Дайцы достиг просветления не на вершине, а в приморской пещере на восточной оконечности полуострова Мурото. Именно к мысу Мурото, к морю, мы направляемся сквозь шорох бамбуковых рощ, для меня этот звук всегда был наполнен глубоким духовным смыслом. Голос Будды долин. Из-за холмов, где, словно жемчужина в лотосе, прячется Двадцать второй храм, я уже чую дух океана. И как всегда, он наполняет меня своим божественным недовольством. Море – воплощение перемен. Мас не сказал мне ни слова, но я чувствую, что его духовный прилив отступает. Теперь наше молчание – это молчание двух друзей, которым не требуются слова, чтобы выразить свою близость. Мы миновали барьер.

Тропа хенро между Двадцать вторым и Двадцать третьим храмами заасфальтирована, и сейчас по ней с бешеной скоростью несутся чудовищные колесницы Джаггернаута – современные автомобили. На наших картах указан альтернативный путь вдоль береговой линии: прекрасный велосипедный серпантин среди пологих, укрытых лесом холмов с одной стороны и безмятежным Тихим океаном – с другой. Нирвана между горами и морем. Мы пересекаем гористое плато, и перед нами открывается извилистая полоса белого песчаного пляжа. В конце него – город Хияса и многоцветная пирамида – пагода Двадцать третьего храма.