Баррингтон Бейли: Столпы вечности

Впоследствии Вооз приучил себя сравнивать кремниевый скелет с боэмами, естественными кристаллическими системами обработки информации. Это помогало ему относиться к боэмам как к неразумному подобию кремниевых костей.

Шестнадцатилетний же подросток-побирушка понял не всё. Потом он осознал, что полнота объяснений была продиктована моральным кодексом. Исходить из предубеждений относительно уровня знаний человека — значит вести себя заносчиво, ведь почти всегда этот уровень при оценке занижается. Цивилизованному человеку лучше изложить в разговоре все известные факты, и неважно, поймет их слушатель или нет.

В частности, та часть сказанного, что относилась к микропроцессорам и новым режимам восприятия, влетела Воозу в одно ухо и вылетела из другого. Однако он четко уразумел, что незнакомец предлагает ему покинуть Корсар, а кроме того, обещает воплотить надежду, которую мальчишка доселе и не осмеливался питать.

Но с какой стати доверять иномирцу в хитоне? Людей его класса в трущобах презирали за легкость и комфорт их жизни. Вооз знал, но не сумел бы сформулировать объяснение словесно, сидя напротив хозяина номера. Слова и поступки этого человека были неизменно выдержанными и аккуратными, но в них не чувствовалось никакой показухи. Он ни разу не улыбнулся Воозу. Он не пытался завоевать доверие мальчика. Он изложил факты и предоставил Воозу самостоятельно осмыслить их. Впервые в жизни Вооз встретился с отношением к себе как к равному.

Он решился.

— Я с вами, — проговорил он.

Скелетных дел мастера звали Хитон. Мальчишка, будучи спрошен о своем имени, лишь побледнел сильнее обычного и отвел глаза. Хитон больше не спрашивал; Вооз обнаружил, что вполне может обойтись без имени. Через неделю они прибыли на Аврелий, и горизонты его жизни стремительно расширились.

Первая смена перспективы наступила почти сразу же. Его озадачила и насторожила безупречная вежливость тех, кому он себя препоручил. Когда настало время медосмотра, мальчик в испуге забился в угол и чуть не разрыдался.

Главный врач (не Хитон) только усмехнулся.

— Ты знаешь, — сказал он Воозу, — существовала когда-то цивилизация, где инвалидов не презирали. Их жалели и обеспечивали особым уходом.

Вооз изумленно поглядел на него.

— Сейчас дела обстоят, конечно, совсем по-другому. Не сомневаюсь, что тебе пришлось вынести много издевательств.

Он покивал, словно получив ответ от безмолвного мальчика.

— Природа взяла свое. Сочувствие до некоторой степени неестественно, это продукт городской жизни. Более естественная реакция на инвалида — атаковать и изгнать из общины. Так происходит у животных, и такое же отношение характерно для крестьянской ментальности, обуявшей ныне большую часть нашей цивилизации.

— А вы?.. — осмелел Вооз.

Скелетных дел мастер снова улыбнулся.

— Мы те, — ответил он, — кого знают как столпников.

Вооз никогда не слыхал о философии столпников, и ответ не произвел на него никакого впечатления. Но его заверили, что философская компонента весьма важна. Кремниевые кости предназначались для пользователей, прошедших определенную подготовку, чтобы в полной мере оценить эффекты их воздействия на организм.

Именно на этом мире, Аврелии, возникло общество столпников. После медосмотра скелетных дел мастера заявили, что окончательную операцию следует предварить длительным обучением. Кремниевый костяк необходимо подогнать под его телесные параметры, а также провести определенные мышечные модификации. А пока его подвергнут предварительной коррекции.

После нее Вооз смог ходить, хотя и все еще согбенный, с палочкой, однако мышцы его ног теперь были укреплены и адплантированы.

Хитон забрал его в Тету, город на залитой солнцем экваториальной полосе планеты, в дом столпничьей философской мысли. Столпники, вообще говоря, не употребляли такого самоназвания. Им его дали по наиболее характерной архитектурной примете города — величественным, невероятно просторным и длинным колоннадам и перистилям, придающим утопавшей в цветах Тете исключительную красоту. Сами себя столпники называли просто философами — любителями мудрости.

На просторных аллеях города Вооз познавал утонченную усладу рассудочного дискурса. Аврелий представлял собой типичную планету С-класса: небо цвета лимонного шербета, источавшее на колоннады сияние оттенка крокуса, словно сам камень был пропитан красителем из шафрана. Обозревая величественные, бескрайние пейзажи, Вооз словно погружался в благостную бесконечность, непривычными и чудесными концепциями будоражащую его мозг.