Баррингтон Бейли: Столпы вечности

Он медленно двигался по торговой улице, отходящей от космодрома. Он был приземист и плечист. Он носил скафомод, потрепанный вид которого мог бы навести наблюдателя на мысль, что владелец — старый торгаш, махнувший рукой на свое оборудование. Наблюдатель ошибся бы: хотя кораблеводцы, вынужденные адаптироваться к разным уровням гравитации, постоянно носили скафомоды, он бы предпочел стряхнуть его с плеч, как поношенную куртку. Мускулы его были рельефными и гибкими, хотя уже и слегка заскорузлыми, ибо в юности он частенько обходился без скафомода и посетил много планет. Лицо его под ёжиком седеющих волос явно было не слишком приспособлено к передаче эмоций: безразличное, почти квадратное, местами в бородавках, выступало оно из воротника шлема. Более внимательный наблюдатель заключил бы, что лицо это маскирует страдания. И пришел бы к выводу, что человек в скафомоде изведал боль, но научился ее превозмогать. Однако едва ли на Гондоре найдутся столь пытливые зрители. В торговом порту планеты, лишенной всяких признаков собственной культуры, времени для эмоциональных изысков нет. Здесь присматриваются лишь, можно ли прогнуть собеседника в торгах, и спрашивают только, откуда он явился и куда держит путь. Их, скорее всего, больше заинтересует его корабль, нежели он сам.

Его корабль. Ну что же, сказал он себе, пускай попробуют осмотреть его корабль.

Иоаким Вооз, так он называл себя. Капитан, такое обращение к себе он предпочитал; архаичное, давно вытесненное более современным кораблеводец. Для подобной эксцентричности имелись поводы. Он не считал себя кораблеводцем, хозяином своего корабля. Напротив.

Воздух отдавал благостным лимонным ароматом. Такие запахи были типичны для планет класса С и возникали ввиду обилия желтых солнц в этом регионе, или, точнее говоря, потому, что в ходе планетообразования в системах этих звезд извергались специфические смеси вторичных газов. Капитан Вооз вдохнул ароматный бриз на полную глубину легких. Обвел неспешным взором светлое небо цвета желтой серы. Ему здесь нравилось, насколько ему вообще могло где-нибудь нравиться.

Улицу обрамляли цветущие деревья. Он прибавил шагу, не обращая внимания на прохожих, и вскоре достиг окраины. Из затененных комнат постоялых дворов скучающе выглядывали юноши и девушки. До него долетали обрывки разговоров, фиксировались мозгом и пересылались на припаркованный в миле отсюда корабль, а тот выполнял моментальный перевод: А ну вжарь мне во-от так… дикая ты… теперь в Ариадне разрыв сомкнулся… не могу войти… ты убивал уже таких, как я?

Корабль меж тем направлял его неслышными подсказками, транслируемыми в подсознание. В комнату, имевшую форму барабана, где люди в дхоти и тогах сидели на скамьях вдоль стен. Кто-то пил, кто-то нюхал желтый порошок, кто-то общался с безгрудыми девушками в свободных платьях. Стены и потолок, лишенные орнамента, были цвета мела, за исключением охрянокрасного жерла туннеля в дальней части комнаты, где переминались с ноги на ногу роботы-официанты.

В центре комнаты имелся круглый стол, где восседали пятеро. Четверо, судя по лычкам на груди, кораблеводцы. Пятый — торговец, который желал нанять кого-нибудь для грузоперевозок. Капитан Вооз остановился и стал ждать, пока его заметят. К нему метнулись взгляды, пробежали по скафомоду и лычке грузоперевозчика.

— Не присоединишься ли к нам, кораблеводец? — радушно пригласил его торговец. — Чем больше участников, тем веселей игра.

Для тебя — может, и так, лениво подумал Вооз. Занял свободный стул и мрачно, резко отозвался:

— Я доставлю груз на Харкио. Но никуда больше.

— Харкио? — торговец аж хрюкнул от удивления. Вооз нарушил неписаное правило фрахта: прямо озвучил свои намерения. Другие игроки неодобрительно покосились на него.