Борис Фрадкин: Пленники пылающей бездны

В поле зрения не попадали приборы. Напрасно Николай Николаевич вертел головой, перед глазами все время оказывалось серебристо-голубое найло-войлочное покрытие. Пульт исчез.

После долгого блуждания слепнущими глазами Дектярев различил потолочный люк. Тогда он понял, что видит потолок кабины. Пока он находился в забытье, толчок выбросил его из кресла, и невесомое беспомощное тело повисло теперь, что называется, между небом и землей.

Сомнений быть не могло: "ПВ-313" достиг центра земли. Исчезла полностью сила тяжести, и это нарушило работу автоматики. Гироскопический водитель потерял ориентировку - он отдавал самые беспорядочные и противоречивые приказы рулевым механизмам. Только вмешательство человека, способного управлять подземоходом, даст возможность машине выскользнуть из зоны невесомости. А там, как только появится тяжесть, гироводитель обретет чувствительность. Потом бур, встретив твердое вещество, подаст сигнал автоматам, и подземоход уверенно устремится вверх, навстречу солнцу.

Но руки Дектярева были уже парализованы.

Излучение никак не могло доконать геолога, хотя другой на его месте давно был бы мертв. Сердце, подчиняясь непримиримому желанию, продолжало стучать в груди. И легкие еще ловили воздух короткими обжигающими порциями. Главное же - ему подчинялся разум. А раз глаза видят и голова работает, Дектярев будет драться за спасение подземохода.

Если бы действовали руки!

Он принялся двигать головой и плечами. Опорой ему служил воздух, а какой прок от такой опоры?

Синтезаторы обновляют воздух и создают непрерывную циркуляцию его в кабинах. Воздух поступает через люки и отсасывается через раковины на торцах рамы. Если набраться терпения, то его, пожалуй, приблизит к пульту.

Ему удалось повернуться. Тогда он увидел пульт внизу справа. Черный зрачок экрана равнодушно наблюдал за борьбой Дектярева. Спокойно светились созвездия зеленых лампочек аппаратура готова была служить человеку, она только ждала приказа... Лишь нить гравиметра прыгала по шкале, и в унисон с нею мигала красная искорка.

Николай Николаевич бешено заработал плечамиждать он был не в состоянии. Но тут же притих. Нервами делу не поможешь. Отдышался, приказывая себе успокоиться, закрыл глаза. Ему показалось, что прошло много часов, прежде чем он снова взглянул на пульт. Но в окошечке хронометра сменилось всего восемь минутных делений.

Все же он убедился, что не остается в неподвижности: его приблизило к стене. Еще немного, и он коснется ее. Ждать... ждать... А силы на исходе. Кровь стучит в висках, сердце предательски замирает. Сердце беспокоит его больше всего.

Только бы успеть! Журналы, исписанные им и Биронтом, ленты самописцев, магнитофонная проволока с записью сообщений, посланных, но так и не дошедших наверх, - все это должно попасть в руки к людям, и в этом смысл борьбы. Нужно заставить подземоход лечь на курс к земной поверхности.

Наконец стена рядом. Оставалось пуститься в обратный путь. Николай Николаевич долго примеривался, вглядывался в кресло слепнущими глазами. Решившись, оттолкнулся головой.

Как ни мало было усилие, боль в голове ослепила его. Геолог задохнулся от нее, будто глотнул неразведенной уксусной кислоты. Неимоверным напряжением удалось ему сохранить сознание, хотя потребовалось для этого собрать воедино остатки воли и сосредоточиться только на одном желании добраться до пульта.

- Еще чуточку, старина, - подбодрил он себя, - потерпи еще немного.

Расчет не оправдался, Дектярева пронесло мимо кресла к противоположной стене. Он тут же снова оттолкнулся головой иного выхода у него все равно не было. Что это была за пытка! Николай Николаевич казался себе каким-то летающим сосудом, наполненным одной болью. Ни внутренностей, ни мозга, ничего - только боль.

И тут появилось искушение прекратить борьбу. Он знал: сразу наступит небытие, вечный покой.

Нет, он не имел права сдаваться. За его борьбой следили глаза Биронта и Чуракова, Скорюпина и Михеева. И еще десятки глаз чувствовал он на себе: Катюшины, Аркадия Семеновича, друзей из академии. Его дети и внуки ждут от него настоящей большой победы. А он столько прожил и так мало сделал.

Значит, нужно терпеть...

И еще дважды пришлось ему принять удар на голову. Не выдержав, ученый закричал, закричал громко, думая криком облегчить физические страдания. Крик эхом покатился из кабины в кабину.

Четвертая попытка увенчалась успехом. Николай Николаевич угодил в кресло, как баскетбольный мяч в сетку, и застрял в нем. Теперь требовалось повернуться, принять сидячее положение, что было далеко не простой задачей. Малейшее неосторожное движение - и его опять подымет в воздух.