Борис Фрадкин - Пленники пылающей бездны

25

Закончив мысленное путешествие от центра земли к ее поверхности, Дегтярев снова склонился над журналом. Рука его неожиданно дрогнула и вывела на странице витиеватый росчерк.

- Ах, зангезур-занзибар!

Он поднял руку, в которой было зажато перо. Пальцы тряслись, но так мелко, что глаз почти не улавливал этого. Дрожь то прекращалась, то начиналась снова. Появление ее озадачило ученого.

"Нервы, - решил он. - Вот и меня, наконец, проняло..."

Он захлопнул журнал и потянулся. Ему вдруг захотелось принять ванну, погрузиться в теплую ласкающую воду, вытянуться и, блаженствуя, закрыть глаза.

Дом, покой, семья... Сесть бы сейчас рядом с Катей, привлечь ее к себе и выложить все, что накопилось на душе. А потом пройтись по комнатам, вызвать по видиефону дочь из Братска, поболтать с нею... Просмотреть свежую почту... И, главное, покой. Избавиться от этого постоянного душевного напряжения.

"Эх, годы, - вздохнул ученый. - Скоро из дому выходить не захочется. Внуки... Я же, собственно, дедушка".

Лицо его приняло обиженное выражение. Он выпятил губы и насупился, будто выслушал от кого-то неприятное замечание. Мысли о близкой старости до сих пор не приходили ему на ум. Работы впереди непочатый край. Сделано еще так ничтожно мало. Его открытия похожи на этюды художника. Чтобы нарисовать настоящую картину, нужно еще трудиться и трудиться.

Николай Николаевич никогда не задумывался над тем, сколько прожито и сколько осталось жить. Внезапная дрожь в пальцах не напугала, но расстроила его.

- Что за чушь лезет мне сегодня в голову? - заворчал он вслух. - Нужно выспаться хотя бы единожды.

Его разбудил смех. Геолог открыл глаза и увидел Скорюпина, который сидел рядом на матраце. Раскачиваясь из стороны в сторону, связист заливался веселым безудержным смехом.

- Павел, ты что?

Скорюпин сразу умолк и недоумевающе посмотрел на Дектярева.

- Над чем ты смеешься? Приснилось что-нибудь?

Смущенный связист поспешно лег, накрылся с головой одеялом. У Николая Николаевича сразу прошел сон. Он с тревогой прислушался к чему-то, насторожился. В кабинах было по-прежнему тихо, если не считать мерного гудения машин подземохода.

Инстинктивное ощущение близкой опасности подняло Дектярева с постели. Выпрямившись, он почувствовал нервную дрожь в коленях. Здесь, невдалеке от центра земли, тело стало необычайно легким, а ноги подкашивались, будто их придавило огромной тяжестью.

Ученый постоял, вглядываясь в пространство и прислушиваясь к тишине. Что-то происходит, но что? Сдали нервы? Ничего удивительного в этом не будет. Но в голове полная ясность, он чувствует себя здоровым,

Только в кресле за пультом Николай Николаевич успокоился. Перо послушно бежало по бумаге. Новая интересная мысль захватила Дектярева. Он решил определить среднюю плотность земного шара, уже имея в своих руках не предполагаемую, а истинную, только что замеренную плотность ядра.

В расчетах Дегтяреву помогал Скорюпин. Выспавшись, Павел с такой яростью набросился на работу, словно в определении средней плотности для него заключался смысл жизни.

Результат вычислений оказался неожиданным. Средняя плотность земного шара получилась ровно на одну треть больше той, что уже давно была известна научному миру. Вычисления, произведенные наверху, не вызывали сомнений - они подтверждались новейшими астрономическими наблюдениями, произведенными с поверхности луны.

Значит, секрет расхождения нужно искать в собственном расчете.

Расчет произвели вторично, он был не так-то сложен. Электронная счетно-решающая установка обеспечивала необходимую точность. Результат остался прежним, совпадали даже восьмые знаки после запятой.

Николай Николаевич задумался.

- Ах, зангезур-занзибар! - вырвалось у него. - Неужели нас ожидает резкое падение плотности? Но до центра земли остались сущие пустяки, всего каких-то полторы тысячи километров.

Геолог прикидывает в уме, какое же может быть падение плотности, и ожесточенно скребет лысину. Только немедленный переход в жидкое состояние может спасти положение. Однако сейсмические анализаторы прощупывают ядро на три сотни километров в глубь (что равносильно трем суткам пути) и не отмечают изменений в физических свойствах вещества.

- Не пустота же в центре ядра, как в гнилом орехе?

- В гнилом орехе?

На Скорюпина нападает безудержный приступ смеха. Связист запрокидывает голову, на его длинной шее набухают вены. Николай Николаевич сосредоточенно смотрит на Павла, и ему тоже делается весело. Ученый разражается оглушительным басистым хохотом. Оба смеются до слез, до полного изнеможения. Их голоса эхом перекатываются по пустынным кабинам, и кажется, вместе с ними начинают смеяться и вздрагивать стены подземохода, пульты, приборы. Им чудится: двигатель сменил звук работы, газовая струя клокочет в нем хриплым старушечьим смехом. Бур хихикает тонко и пронзительно.