Георгий Краснов - Треснутая трубка

Гена кашлянул. Лида повернулась к нему и чему-то таинственно засмеялась.

— Ты… что ты сейчас сказала? — спросил Гена.

— Ильвеш левэх, — все так же таинственно улыбаясь, ответила Лида.

— Хэвел шевли. Охмус, Оратос…

Теперь пришла очередь онеметь от удивления Лиде. Она даже не заметила, как из рук ее выпало полотенце. И лишь когда Гена поднял его с земли и подал Лиде, она схватила его за руку:

— А ты? Откуда ты это знаешь, Гена?! Не может же быть, чтобы два человека видели один и тот же сон!..

— Может! И не только два, а даже три.

Гена с Лидой повернулись на голос — сзади стоял Саша и как-то непонятно — то ли вопросительно, то ли удивленно — смотрел на них.

— Как?! И ты?

— А что ты видел?

— Охапос, Синерлип — все видел… — выдохнул Саша и опустился на бревно, лежавшее вдоль забора. — Идите-ка сюда, садитесь. Давайте попробуем разобраться, что к чему. По моему сну все началось с Гены. Вот ты и начинай рассказывать, а мы с Лидой будем добавлять… Поняли?..

Гена неуверенно, спотыкаясь почти на каждом слове, начал рассказывать свой сон. Саша то и дело кивал головой — «точно, я то же самое видел», — а Лида, у которой начальное удивление уже перешло в возбуждённый интерес, добавляла, уточняла, подсказывала. Гена кончил. Сны у всех троих оказались абсолютно одинаковыми, и все трое замолчали — потрясённые, ничего не понимающие, подавленные ощущением пролетевшей мимо и коснувшейся их краем крыла очень большой тайны.

— Да-а… — вздохнул Саша, морща лоб. — Слышал я, что воздух — сплошная масса информации… Если в данное время по данному месту пронеслась мощная волна именно такой информации… и мы восприняли её… Может, телепатия?..

— Тогда ее должны воспринять все в доме! — Гена недоверчиво покачал головой. — Не верится что-то… Мы же не особенные какие-то.

— А это мы сейчас проверим! — Лида вскочила и помчалась в избу, на бегу объяснив: — Там тётя Люба завтрак готовит!..

Выбежав обратно на ступеньки, она выкрикнула:

— А ей снилось, будто на пароходе ехала по Волге!.. — И тут же осеклась: мальчики стояли на бревне и, свесив головы через забор, смотрели на что-то во все глаза. Лида подбежала к ним, прыгнула на бревно, заглянула за забор и, ойкнув, чуть не свалилась обратно. Там, в соседском огороде, под рябиной, с небольшим зеркальцем в руках стоял… Гриша.

Саша и Гена, взглянув на испуганную Лиду, засмеялись. Увидев Гришу, они, видимо, совсем поверили в сон, который сегодня ночью приснился им троим по каким-то неизвестным причинам.

— Чего это вы все… какие-то ненормальные? — спросил Гриша, подозрительно посматривая на смеющихся городских ребят. — И, вообще, — кто вы такие, откуда тут взялись?

— Уж не хочешь ли ты сказать, Гриша, — нахмурился Саша, — что не знаешь нас, что видишь нас первый раз? А кто же тогда сидел вчера у Мусим Мусимыча в уголке на скамейке?

Гриша взглянул на него удивленно, но ответил спокойно (ну, точь-в-точь как Гриша-Оратос из сна!):

— Вот именно. Вчера я у Мусима Мусимыча не был, обиделся на отца и рано лег спать. А имя моё ты узнал от мальчишек. Или у Риммы…

Тут уже вытянулись лица у ребят, стоящих за забором.

— Ну, это для меня слишком… — потер Саша лоб, беспомощно посмотрев на Лиду и Гену. — Уж вчера-то вечером мы не спали! Своими глазами видел, как он сидел в углу у печки… — Но тут он, видимо, что-то придумав, повернулся к Грише: — А скажи, может, тебя и Мюнхгаузеном не зовут?

— Зовут… — покраснел тот. — Так что же из этого?

— Оратос!.. — вдруг выкрикнула Лида на весь двор. — А Оратосом тебя не зовут, Гриша?!

Паренек под рябиной удивленно пожал плечами. Потом он нахмурился и недовольно сказал:

— Хватит морочить мне голову. Или скажите, в чем дело, или… Некогда мне тут болтовню разводить.

По лицу его было видно, что он говорит правду и что даже чуточку обижен на городских ребят за непонятные намёки. Первым от общего неловкого молчания опомнился Саша.

— И то правда, ребята, — тихо сказал он. — Надо ему рассказать всё. Я, кажется, начинаю понимать, в чём дело… Гриша, ты перелезь-ка сюда, к нам, а? Мы тебе сейчас такое расскажем!..

Подумав, тот махнул на что-то рукой, перелез через забор и, сев на бревно, выжидательно посмотрел на Сашу. Выдержкой он, видимо, обладал действительно невиданной: за весь Сашин рассказ, прерываемый и дополняемый Геной и Лидой, он не проронил ни слова, только глаза его временами начинали сверкать, как у Оратоса. Дослушав ребят до конца, он несколько минут сидел, с виду совершенно подавленный, и наконец растерянно пробормотал: