Райдо Витич - Игры с призраком. Кон третий.

Показательно, ой как показательно. Правда картинка складывается неприятственная.

И все равно, даже сейчас, убедившись в правдивости слов Кирилла, который предупредил ее о приказе короля, она не верила, не хотела и не могла поверить, что Ричард приказал стрелять на поражение в собственную жену, женщину, которая любила его, женщину, которую он любил…

Или не любил?…

Ей стало холодно до озноба, зубовного стука: неужели что было — неправда, ложь, сон? И нежность взглядов, любовь, забота? И благородство фальш, а понимание лишь ширма? Но для чего? Зачем так жестоко и извращенно лгать?

Нет, бред, вздор!

В жизни всякое бывает, и любовь чувство непредсказуемое, уходяще-приходящее, как бы это не было горько осознавать. Но почему расставаясь даже в память о лучших минутах, годах, что они провели вместе, в память о любви, которая была, люди не хотят вести себя как люди? И обязательно появляется жестокость. И обязательно нужно ударить, раздавить того, кого еще вчера любил? Так любил ли тогда?

Нет, Анжина не хотела думать, что Ричард разлюбил ее — это было слишком страшно для нее, но еще ужаснее было подозрение, что под маской примерного отца и мужа скрывался совсем другой человек: ненавидящий, не признающий, жестокий. Нет. Ричард? Нет! Тысячу раз нет!

Он запутался, он устал, скорей всего, как и она, не может понять, что происходит. Нет, он не мог ей лгать, не мог настолько натурально и долго играть роль влюбленного, роль порядочного и благородного человека. Произошла какая-то путаница, чудовищная ошибка. Ему больно, ему плохо. Если б она могла помочь хоть чем-то, снять груз с души, все встало бы на свои места, разъяснилось и Ричард бы успокоился. Но для этого нужно увидится с ним, поговорить, выслушать его. И пусть бы он кричал, обвинял в преступлении, и пусть бы опять начал размахивать кулаками, но если ему станет от этого легче, если после он придет в себя, увидит, что творится вокруг — она готова выдержать его натиск.

Разум говорил ей: очнись — это конец. Ты оправдываешь Ричарда в беспрецедентной жестокости, а он, даже не обвиняя, просто давит. Подумай, кто может приказывать кроме Ричарда? Крис? У него нет полномочий. Он не возьмет на себя ответственность без согласия короля на отстрел. Ричард думает, что ты клон? Но Кирилл тоже уверен в этом, однако не стреляет в тебя, не лишает свободы. И он рядом, а где тот, кто любит тебя, твой муж? Он не может простить тебе убийство его людей? Не хочет слышать о том, что они предатели? Не верит тебе, не хочет верить, не может простить? Тогда почему Кирилл простил убийство друзей? Вот тебе и любовь: верного друга и любимого мужа. Вот тебе и проверка трудностями, которые сорвали маски, обнажив истинные лица.

И кто прав, кто виноват, кто иллюзия твоя, а кто реальность?

Но душа не принимала, она отвергала доводы рассудка, находя массу оправданий Ричарду. Она еще верила, она еще надеялась. Да и подумать — легко судить, не зная сути.

Но как узнать, если голова кругом и ум заходит за разум и не разобрать в нагромождении шокирующих событий кто прав, кто виноват, где свои, где чужие. И память подводит, и сил нет, и барахтаешься в трясине непонимания и неприятия, вязнешь в эмоциях. И кругом виновата: перед Ричардом неизвестно в чем, и в том же перед охраной. Перед Кириллом, который из-за нее терпит унижения и неоправданное пренебрежение. Перед детьми, потому что нет возможности не то, что увидится — связаться с ними. Перед собой — потому что тупа слаба и бездарна в своих умозаключениях, потому что чем сильней пытается разобраться, тем сильней запутывается и никак не может найти выход, отдает тоске и страху сердце, тонет в ужасе от происходящего.

Она боялась, что это действительно конец отношений с Ричардом и ее выставляют как собачонку за дверь. Она боялась!

Театр абсурда.

`Так выстави меня — я уйду! Только объясни почему? Объясни за что? И выстави, а не держи узницей, не мучай ни меня, ни других. Не говори, что наказываешь меня за смерть Паула! Это несправедливо! Ты бы сам поступил точно так же! У меня не было выбора, не было! Случись опять — я снова бы убила!

Анжина зажмурилась. Полежала и поднялась, доковыляла до ванной комнаты, нашла пакет с асептическим перевязочным пластырем в аптечке, промыла рану и наложила повязку. Морщась от боли, натянула носки, чтобы Кирилл не увидел рану. Потом вытерла пол, убирая следы крови. И села у окна — что же теперь делать? Как прорваться к Ричарду?

Она попала в немилость и лишена всего, даже самого элементарного, заперта в трех комнатах, но хуже во сто крат осознавать, что вместе с ней, из-за нее страдает и Кирилл.