Джеймс Баллард - Тысяча грез Стеллависты [перевод Д. Литинского]

Я рванул душивший меня галстук. Ловушка захлопнулась, я погибал в этой комнате, воспроизводящей предсмертные конвульсии ван ден Стара, когда пуля Глории пробила его грудь. Судорожно искал я в карманах перочинный нож, но рука наткнулась на зажигалку.

Слабый ее огонек осветил серый шар, в который превратилась моя спальня. Диаметр его составлял всего несколько шагов, стены были в толстых вздутых венах. На моих глазах они в щепки разнесли деревянный остов кровати.

Мой мозг судорожно искал выход. Спасение оказалось у меня в руке. Я поднес зажигалку к опустившемуся потолку, и огонек лизнул серую массу. Она сразу пошла пузырями, стала плавиться и вдруг вспыхнула, разорвалась, открыв щель, напоминавшую огромные, дышащие огнем губы.

Когда шар комнаты, наконец, лопнул, обнажились кривая часть коридора и оплывающий потолок столовой. Скользя по расплавленному пластику, весь обожженный, я выбрался из спальни.

Я смотрел, как на моих глазах рушился дом, прогибались стены, вставали на дыбы полы, лопались и рассыпались стекла веранды, оставляя острые осколки, торчащие из рам, как кривые кинжалы.

Я бросился в спальню Фэй, вспомнив, что именно там помещался второй аварийный выключатель, нашел его, рванул на себя и одновременно включил кнопку противопожарного устройства.

Какое-то время дом еще дрожал, но постепенно замер и как будто окаменел. Я оперся на искореженную стенку и повернул обожженное лицо к струям воды, хлеставшим из прилежно работавшего противопожарного устройства.

Finita la comedia! Представление окончено!

Дом стоял, как надломленный цветок с измятыми и разорванными лепестками.

Стоя среди затоптанных газонов, Стамерс смотрел на дом со страхом и недоумением. Было уже семь утра, последние полицейские и пожарные машины уже уехали, когда лейтенант полиции, наконец, сдался.

— Действительно, черт побери, не могу же я арестовать дом за покушение на убийство? — заявил он, в беспомощности разводя руками.

Это было уже слишком. Нервы мои не выдержали, и я истерически расхохотался.

В глазах Стамерса я прочел любопытство и непонимание.

— Что вы там натворили? — допытывался он шепотом.

— Абсолютно ничего. Повторяю, я спал. И не бойтесь, дом нас не слышит, я отключил его полностью.

Мы шагали по закопченному гравию, через воду, черным зеркалом залившую газон перед домом. Стамерс мрачно качал головой.

Дом в самом деле напоминал сюрреалистический кошмар со смещенными и пересекающимися перспективами.

— Дом сошел с ума, — сказал Стамерс. — Если кто нуждается в психиатре, то только он.

— Вы попали в точку, старина, — согласился я. — Именно этим я и хочу заняться. Воспроизвести первоначальную ситуацию, вызвавшую травматический конфликт. Помочь дому освободиться от тревожных рефлексов, от раздражителей.

— Вы шутите? Этот дом чуть не отправил вас на тот свет.

— Глупости. Причиной всему Майльс ван ден Стар, но, как верно сказал лейтенант полиции, нельзя арестовать человека, убитого десять лет назад. Обстоятельства его смерти долго мучили память дома, и когда они вырвались наружу, дом не выдержал.

Хотя курок нажала Глория Треймэн, ствол направил в цель сам Стар. Я знал это, потому что сам уже два месяца находился в его шкуре. Я с ужасом думал о том, что могло случиться, если бы у Фэй не хватило благоразумия порвать со мной. Глория Треймэн внушила бы ей, что единственный выход — это убить меня. И страшно подумать, чем бы это кончилось и для меня, и для Фэй.

К огромному удивлению Стамерса, я не расстался с домом 99 по улице Стеллависта. И не только потому, что у меня уже не было средств на покупку нового жилища. Просто искалеченный дом сохранял для меня много таких воспоминаний, с которыми мне было жалко расстаться.

Глория Треймэн еще оставалась здесь, в то время как, по моему твердому убеждению, ван ден Стар покинул его навсегда. Кухня и другие служебные комнаты не пострадали от пожара, да и остальные помещения, несмотря на деформированные стены и потолок, были вполне пригодны для жилья. И, кроме того, я нуждался в тишине и покое, а что может быть тише и спокойнее, чем нормальный, не психотропный дом.

Правда, дом 99 по улице Стеллависта в его нынешнем обличье назвать нормальным можно было лишь с очень большой натяжкой. В его искореженных стенах, выгнутых потолках и коридорах все еще оставалось нечто от того психотропного дома, каким он некогда был в полной мере.

Контрольное устройство цело, и когда-нибудь, в один роковой день, я все-таки включу его. Но одна мысль терзает меня, не давая покоя. А вдруг страшные потрясения, так изуродовавшие внешний вид дома, так же губительно отразились и на Глории Треймэн? Что если искореженные потолки и стены — это отражение ее травмированного, раздробленного сознания? В таком случае дом хранил смертельную опасность и оставаться здесь было бы безрассудным, и все-таки он продолжал привлекать меня своей мрачной тайной, словно загадочная улыбка на прекрасном, отмеченном печатью безумия лице.