Джеймс Баллард - Тысяча грез Стеллависты [перевод Д. Литинского]

Фэй как завороженная блуждала по кухне, любовно глядя на блестящие предметы.

— Ну что же, пенициллиновое производство здесь вполне можно наладить, — усмехнулся я, показав пальцем на проспект. — Почему же дом продается так дешево? Ведь двадцать пять тысяч — это почти что даром?!

В глазах Стамерса вспыхнул хищный огонек. Он улыбнулся мне с видом заговорщика, как бы желая сказать: «Вот она, твоя звездная минута, твой козырный туз», и повел меня в комнату для отдыха и игр, затем в библиотеку. Не умолкая, он превозносил все: и достоинства дома, и безупречную тридцатипятилетнюю деятельность своей фирмы, и очаровательный по своей законченности садик под окнами (одиночные посадки каких-то вечнозеленых растений).

Наконец, решив, что я уже достаточно ошеломлен, он включил дом. Что-то произошло внутри меня, необъяснимое и яркое, как вспышка, — я понял почему-то, что Эмма Слэк была совершенно незаурядной женщиной.

Медленно двигаясь по пустой гостиной, я чувствовал, как стены отступают, двери становятся шире и странные звуки, похожие на дальнее тихое эхо, медленно заполняют дом. При этом пространство дома наполнилось какой-то тревогой; будто таинственный невидимка, стоя у меня за спиной, старался заглянуть мне в глаза. Каждая из комнат, в которую я входил, чутко реагировала на мое появление, я ощущал чьи-то долго подавляемые эмоции, которые в любую минуту могли взорваться и найти выход. Наклонив голову к плечу, я вслушивался, и до меня доносился нежный женский шепот или слабый шорох одежды, как будто в комнате была невидимая мне женщина. Мне даже показалось, что в углу мелькнула тень. Каждое мгновение все неуловимо менялось, неизменным оставалось лишь ощущение таинственной тревоги.

— Говард, ты не чувствуешь, что здесь как-то страшно? — сказала Фэй, испуганно коснувшись моего рукава.

— Зато интересно. Ведь три-четыре дня, и все это исчезнет. Здесь останемся только мы с нашими мыслями и чувствами.

Фэй нервно передернула плечами.

— Я не справлюсь с этим, дорогой. Пусть мистер Стамерс подыщет нам самый обычный дом.

— Но, дорогая, это Пурпурные Пески, а не захолустный пригород. Здесь жили нестандартные личности, яркие индивидуальности.

Я посмотрел на свою Фэй, как будто впервые увидел нежный овал ее лица, детский рот и подбородок, белокурую челку, падающую на испуганные детские глаза, вздернутый носик и внезапно ясно понял, что Фэй как раз и есть обычная домохозяйка из захолустного пригорода, которая знает, что ее намерение поселиться в экзотических Пурпурных Песках — дерзкая, неисполнимая мечта.

Я обнял ее за плечи.

— Что же, девочка, наверное, ты права. Поищем что-нибудь попроще и посъедобнее, где не нужно будет прилагать усилий, чтобы оставаться собою. Пойдем, Стамерс нас ждет.

Как ни странно, наш отказ от дома не удивил Стамерса. Он что-то буркнул под нос и отключил дом.

— Я понимаю, миссис Талбот, — сказал он, спускаясь по лестнице. — Некоторые дома здесь навсегда принадлежат призракам. Не всякий согласится делить жилье с призраком Глории Треймэн. Не такое уж это приятное соседство.

Я резко остановился, как будто споткнулся о ступеньку.

— Глория Треймэн? Но здесь написано, что дом принадлежит Эмми Слэк и никому другому?

— Все правильно. Просто ее настоящее имя Эмми Слэк. Я не хотел вас посвящать в это, хотя в округе об этом знают все. Мы не слишком рекламируем Глорию, когда предлагаем этот дом. Иначе никто в нем и шага не сделает.

— Глории Треймэн? — оживилась Фэй. — Это та кинозвезда, что застрелила мужа. Вроде бы он был знаменитым архитектором. Да ведь ты же сам участвовал в ее защите на том процессе! Помнишь?

Пока оживившаяся Фэй осыпала агента градом вопросов, я оглянулся, поглядел на залитую солнцем лестницу в гостиную и вспомнил то, что было десять лет назад: сенсационный процесс, бурный его ход, а затем приговор, который как бы подвел черту и поставил точку в жизни целого золотого поколения — поколения бесчувственных и безответственных детей эпохи процветания, беспечных баловней судьбы.

Хотя присяжные вынесли оправдательный вердикт, все знали, что Глория Треймэн расчетливо и хладнокровно убила своего мужа, архитектора Майльса ван ден Стара, фактически пристрелила его, когда он спал в своей постели. Только талант и ораторское искусство адвоката Даниэля Хаммета спасло ее от возмездия. Я — тогда начинающий адвокат — был помощником Хаммета на процессе.

— Да, помню, я участвовал в защите. Сколько же времени утекло, — быстро сказал я Фэй нарочито-безразличным тоном. — Подожди меня в машине, детка, пока я кое-что уточню.