Ник Перумов - Армагеддон

Одно движение руки - и магической крепости Влада как не бывало. Разрушив её по собственной воле, он ощутил себя чрезвычайно неуютно.

Неожиданно его пронзил насквозь дикий холод. У него возникло ощущение, что он стоит совершенно голый и беззащитный под прицелом чьих-то ледяных глаз.

Уж не сделал ли он ужасную, непоправимую ошибку?

Планетарный Демон был в курсе всего, что происходило у Влада в голове, всех его мыслей, предположений и планов. Если бы кто-нибудь мог видеть жуткое подобие демонических губ, то он, пожалуй, пришёл бы в ужас, заметив, как они искривились в поганой усмешке.

С большим интересом он прослушал мысленный диалог Влада и Дэвида, в котором Келлс бросил своему противнику вызов и тот его принял. Враги сошлись на том, что разумнее всего ограничиться рукопашным боем. Без магической защиты и оружия физического уничтожения.

«Значит, вы вздумали отделаться малой кровью, - размышлял Демон. Простите ребята, но я с таким раскладом не согласен. Мне нужна пища, и вы мне её поставите. Любое оружие, что у вас есть, будет задействовано на полную катушку, а я ещё подогрею вашу ярость, благо вы даже не подозреваете о моём присутствии и тем более вмешательстве. Вы устроите славную битву, которая при любом исходе принесёт мне богатые трофеи. Итак, милашки, начинайте, я уже готов!»

Устремив зловещий взгляд на Дэвида Келлса, Демон ждал, как будут развиваться события.

Прежде чем высказать свою идею Владу, Дэвид вернулся в своё первоначальное укрытие - канализационный люк.

«Ну и местечко, лучшего представить нельзя, прямо скажем, на зависть всем военным шпионам», - отметил он про себя, ощутив, как липкие капли забарабанили по спине. Он спрятал оружие и, отбросив всё лишнее, приготовился к предстоящему бою.

Но что-то вдруг его остановило. Сердце сильно забилось словно от страха. Что же, чёрт побери, он натворил?

Что собирается делать? Или, вернее сказать, что ему следует сейчас делать?

Первое правило воина корпуса «Одиссей» звучало категорично и однозначно, так что не могло оставаться никаких сомнений: чтобы выиграть бой, лучше и надёжней всего поразить противника одним выстрелом в голову. При этом находиться следует на расстоянии настолько отдалённом, насколько это позволяют обстоятельства.

А что сделал Дэвид? Он не только послал ко всем чертям саму возможность этого выстрела, но опрометчиво отказался от всех своих планов на победу, поставив майора Прожогина в равные условия с самим собой.

Дэвид никак не мог взять в толк, почему так поступил. Это было попросту опасно и крайне безответственно. Какая сила заставила его решиться на этот шаг?

Тогда он вспомнил о Тане, и ответ пришёл сам собой. Вряд ли для неё это имело какое-нибудь значение, но сам он ощущал потребность сделать ради нес хотя бы какой-нибудь безрассудный жест - так сказать, принести жертву на алтарь своей любви.

«Ладно, пусть будет так, - решил он. - Сказано - сделано. Я не отступлюсь, чего бы мне это ни стоило».

Однако какая-то невнятная тоска гнездилась в его душе. Неизбывная жалость к себе, ощущение опасности и ненависть к врагу в эту решающую минуту жизни исчезли неизвестно куда. Физическая сила и ловкость - единственное, что у него осталось, от этого зависел исход поединка. И почти никакой надежды на отступление, как бы в глубине души ему этого ни хотелось

А не подстроил ли он сам себе ловушку? Что, если у Влада за спиной взвод доблестных «Бурых медведей»?

Не успеешь глазом моргнуть, как они зададут Дэвиду такого жару, что небо покажется со шкурку гремлина. Тем более если выступят под началом Влада.

«Да ты, видать, сбрендил, Дэвид Келлс. Совсем у тебя крыша съехала».

Между тем он продолжал взбираться вверх по железной лестнице к крышке люка. Но на всякий случай в качестве предосторожности прихватил свой рюкзак с оружием и повесил его на рабочий крюк, выступающий из бетонированной стенки.

Добравшись до самого верха, он оперся ногами на ступеньку лестницы и сдвинул в сторону тяжёлую крышку люка, которая под его недюжинной силой поддалась мягко и бесшумно.

В тот же миг гремлин-шкатулка настороженно пропищала: «Беда, господин, берегись!»

Однако предупреждение пришло слишком поздно. Келлс почувствовал, как громадная тяжесть обрушилась на него сверху, прежде чем он успел что-либо предпринять. Казалось, будто на него давило целое небо, продолжая опускаться всё ниже, ниже и ниже.