Александр Тесленко: Каменное яйцо

— Генетикам давно известна неопровержимая истина, — внушительно произнес профессор, глубокомысленно наморщив высокий лоб, — что все живые существа, у которых в природе нет смертельно опасных врагов, обречены на вымирание.

Вдруг какой-то худющий лопоухий студент из первого ряда звонко воскликнул:

— А динозавры существовали на Земле сто пятьдесят миллионов лет!

— Да, и динозавры… Они давно вымерли.

— Однако, представьте только, жили сто пятьдесят миллионов лет! — не унимался студент. — Я думаю, профессор, будь у них серьезные враги, динозавры вымерли бы намного скорее.

— Дорогой коллега, это прекрасно, что у вас собственная точка зрения, собственные мысли. Это меня радует, но не мешайте, пожалуйста, читать лекцию.

С работы он возвращался усталый. Вроде бы ничего особенного и не произошло в тот день. Обычная конторская суета, телефонные звонки и бумаги-бумаги, указания шефа и уважительные поклоны подчиненных, но почемуто чувствовал такую усталость, будто отработал неделю без перерыва. Едва плелся от метро, зевал, то и дело останавливался, опираясь на каменный парапет, но превозмогая слабость, продолжал идти, чувствуя, что иначе может уснуть. С неба сеялась противная морось, серая и нудная. На площади Великого Кверкуса виднелась на фоне туч величественная фигура из камня в длинной рясе, в высокой фуражке с длинным козырьком.

Обошел монумент вокруг, недолго посидел на громадной букве «я» выложенного на земле древнего лозунга:

«Остается жить тот, кто умеет приспосабливаться».

Сладко зевнул и снова заставил себя встать. Тяжелый портфель оттягивал руку. В душе — ни единого желания, кроме неодолимого стремления — спать. Тянулись в голове вялые мысли о домашних делах, обязанностях и потребностях. Но хотелось лишь одного — поскорей доплестись до кровати и провалиться в царство блаженного забытья.

Поднялся лифтом на свой этаж, прежде чем позвонить, тронул ручку замка, и дверь открылась.

— Это ты? — донесся из кухни голос Дины.

Он пробурчал что-то невнятное, стараясь, однако, сохранить в голосе доброжелательные нотки, чтобы не рассердить жену. Ей нельзя сейчас волноваться, осталось уже недолго… Едва удержался, чтобы не отругать — опять не заперла двери, совсем не думает о собственной безопасности. В последнее время куцехвостые зашевелились, по квартирам, правда, не слышно, чтоб шастали, но кто знает, чего от них ждать можно, освоятся как следует да и начнут квартиры чистить.

— Закрывай скорее. Сквозняк!

— Да закрываю уже, — промямлил он и хвостом толкнул дверь.

Завр медленно разделся, повесил мокрую шляпу на вешалку, снял плащ. Споткнувшись о свой портфель, поставленный на пол, взял его и направился в кухню.

Дина любила, как ему казалось, чтобы он вечером после работы посидел с нею, рассказывая новости, советуясь.

Жена с серьезным видом выслушивала Завра, задумчиво кивала головой, то и дело перебивая его репликами, вроде: «Так-так, это ты правильно ему ответил, пусть знает, что у тебя свои убеждения, что ты и сам умеешь приспосабливаться не хуже других».

Ему давно надоел этот вечерний ритуал, но в то же время и привык к нему.

— Добрый вечер. Я сегодня так устал.

— Голоден?

— Нет… Но что-нибудь съел бы.

— Тебя ждет твой любимый омлет.

Завр наклонился и достал из портфеля коробочку с лекарством.

— Вот я принес для тебя… Это нужно… Говорят, это лучшее средство, чтобы скорлупа яйца была крепкой, чтобы оно не разбилось во время…

— Ой, Завр, не говори об этом… мне нельзя волноваться. Доктор сказал, что я очень впечатлительная особа. Стоит мне только представить, как повезут мое яйцо, бросят его…

— Не бросят, а положат, моя дорогая, в теплый, стерильный песок.

— Ах, оставь… Как подумаю, мне становится дурно.

— Ну, прости, прости, больше не буду. Но этот препарат ты обязательно должна принимать. Мало ли что может случиться. Никогда не угадаешь, где подстерегает беда. Нужно ко всему получше подготовиться.

— Прошу тебя, замолчи! А лекарство давай, я приму его сейчас же. Спасибо!

— Внимательно прочитай инструкцию, там все написано… Ты такая красивая сегодня…