Стивен Барнс - Плоть и серебро

Это безумие слишком затянулось. Пора было взять управление на себя и прекратить это, пока еще возможно. Она отставила стакан и выдавила улыбку.

Ты хуан и больше ничего , — произнесла она про себя. — Клиент. И пора с тобой обойтись, как с клиентом.

— Сейчас поднимем кое-что тяжелое, — мурлыкнула она, держа голову так, чтобы была видна только хорошая сторона лица. Пальцы ее играли с застежкой костюма, и когда его глаза посмотрели на них, она медленно потянула ее вниз, открывая тело от грудины до паха. Прохладный воздух пробежал по коже, и от него затвердели соски.

Она медленно потянулась к нему, сильно шевельнув бедрами. Став перед ним, она наклонилась, чувствуя, как расходится разрез костюма.

— Тяжелое — но поднимается само. — Она провела языком по губам. — Сейчас я это сделаю. — Она запустила ноги ему между бедер, чувствуя, как вздрогнули его мышцы в ответ.

И тут она подняла глаза на его лицо. Их глаза встретились. Он улыбался, но такой печальной улыбки она в жизни не видела.

— Я уверен, что ты это можешь, — сказал он хрипло. — Если это то, что ты хочешь со мной сделать.

Мерри умела хладнокровно управлять мужчинами, знала, на какие кнопки нажимать. Так просто было бы свести и этого на уровень очередного хуана. Она знала, что он даже не будет сопротивляться.

Но она не могла заставить себя отвлечься от тени разочарования у него на лице и в голосе, вызванного его ответом. Он хотел ее, хотел ее сильно. Но не сразу. Сначала он хотел чего-то другого, хотел большего, и она поймала себя на том, что хочет ему это дать, если сможет.

Конечно, только чтобы отработать огромную плату, которую он обещал.

Но чего же он хочет?

Мерри стала шлюхой не потому, что была слишком глупа для всего остального. Работа техника требует высокой квалификации в решении проблем, а работа проститутки научила ее прикладной психологии лучше ста семинаров. Ее работа требовала угадать, что хочет клиент, и дать ему по крайней мере приемлемое подобие этого.

Она изучала линии на лице этого странного человека, как схему, пытаясь понять, что стоит за ними. Он хотел, чтобы она ему поверила, это он сразу сказал. Он хотел, чтобы она рассказала ему о себе. Первое, что он сделал, когда они оказались наедине, — спросил, что у нее с лицом.

Он действовал в очень особой манере: завоевать ее доверие, спросить о том, что с ней случилось, как это на нее подействовало, как она с этим живет. Во всем этом было что-то очень знакомое…

Что-то такое, что человек, проведший столько времени с врачами, не мог не узнать.

Поведение у постели больного . У шлюх была своя версия этой манеры. Он доктор, и он обращался с ней как с пациенткой. Действия его отличались тонкостью, но сейчас она видела их насквозь.

То, что он говорил, приобрело новый смысл. Например, это замечание насчет когда чешется там, где не можешь почесаться. Может, эти серебряные руки не дают ему заниматься медициной? Заставляют его нанимать проститутку, чтобы изображала пациентку?

Все это наводило на мысль о том, что он имел в виду, когда говорил, что может заплатить чем-то получше денег. Не намекал ли он, что может вылечить ее, когда никто другой не смог?

Логичное заключение, но не согласуется с наймом кого-то, чтобы изображал пациента. К тому же как он может вылечить то, что все другие доктора определили как неисправимое? Сгоревший модуль есть сгоревший модуль, и этим все сказано.

И все же если она права, как она может его обслужить? Вряд ли он хочет играть в доктора, как мог бы хотеть обычный хуан. «Покажи, деточка, где болит».

— Пытаешься понять, к чему я веду, Мерри? — спокойно спросил он.

Она удивленно моргнула, внезапно выведенная из задумчивости. На миг все стало как в старые дни, когда она задумывалась над проблемой, и все остальное переставало существовать. Она обдумала вопрос — отрицать нет смысла. Здесь, с ним, ни одно обычное правило не действовало.

— Да, пытаюсь, — призналась она.

Он похлопал по дивану рядом с собой.

— Сядь со мной, пожалуйста, — попросил он.

Она выполнила его просьбу, но села так, чтобы он видел товар лицом. Его улыбка сказала, что он видит и нисколько не возражает.

— Если я веду себя больше как доктор, чем, гм, клиент, то прошу прощения. Уж такой я есть. Если тебе кажется, что я слишком лезу в душу, то это лишь потому, что ты мне нравишься.

От этих его слов ей стало приятно; как дуре. Она, чтобы преодолеть это чувство, сказала:

— Это только мое тело оставляет тебя равнодушным.