Жюль Верн - Гектор Сервадак

Действительно, эта планета, как бы ее ни называть, излучала такой мощный свет, что он проник сквозь толщу испарений, и на земле забрезжила настоящая заря.

«Уж не солнце ли это? — спрашивал себя капитан. — Но ведь прошло всего каких-нибудь полтора часа с тех пор, как оно закатилось на востоке! Однако, если это не солнце и не луна, то что же это? Болид чудовищных размеров? Тысяча чертей! Неужели же проклятые тучи так никогда и не рассеются?»

Затем Гектор Сервадак обратился к себе самому.

«Ну-с, позвольте вас спросить, — сказал он себе, — не лучше ли было в юности употребить хоть часть так глупо потраченного вами времени на изучение астрономии? Почем знать, а вдруг то, над чем я сейчас ломаю себе голову, на самом деле проще простого?»

Но он так и не проник в тайны нового неба. Свет огромной силы, отбрасываемый, очевидно, каким-то ослепительным диском гигантских размеров, почти час подряд заливал лучами верхние слои облаков. Затем, — и это было не менее странно, — вместо того чтобы описать дугу, подобно всем планетам, повинующимся законам небесной механики, и зайти на противоположной стороне горизонта, диск стал удаляться по перпендикулярной линии к плоскости экватора, а с ним исчез и мягкий сумеречный свет, такой приятный для глаз.

Кругом снова воцарилась полная тьма, так же как и в голове у капитана Сервадака. Он уже окончательно перестал что-либо понимать. Самые элементарные законы механики были нарушены: небесная сфера напоминала стенные часы, в которых вдруг испортилась главная пружина, ход планет противоречил закону всемирного тяготения, и не было никаких оснований рассчитывать, что солнце еще когда-нибудь появится на небосклоне.

Однако через три часа дневное светило взошло на западе, хотя его восходу не предшествовала заря; утренний свет выбелил груду темных облаков, день сменил ночь, а капитан Сервадак, сверившись со своими часами, установил, что ночь длилась ровно шесть часов.

Шестичасовой сон не мог удовлетворить Бен-Зуфа, неисправимого любителя поспать.

Сервадак растолкал его довольно бесцеремонно.

— Вставай, пора собираться в дорогу! — крикнул он.

— Эх, господин капитан, — отозвался Бен-Зуф, протирая глаза, — да ведь я еще не выспался, только-только закрыл глаза!

— Ты проспал целую ночь!

— По-вашему, это ночь?

— Конечно. Она продолжалась шесть часов, но что поделаешь, привыкай!

— Что ж, привыкну.

— В дорогу. Нам нельзя терять времени. Скорее вернемся в гурби, посмотрим лошадей да кстати спросим у них, как они полагают, чем все это объясняется?

— Они полагают, что их полагается чистить каждый день, — отвечал денщик, который не брезговал и каламбуром, — а они с вечера не чищены. Так что, господин капитан, придется сделать им полный туалет!

— Хорошо, хорошо, но поспеши с туалетом, и, как только ты их оседлаешь, мы отправимся в разведку. Узнаем по крайней мере, что осталось от Алжира!

— А потом?

— Потом, если не удастся попасть в Мостаганем с юга, мы повернем на восток к Тенесу.

Капитан Сервадак и его денщик пустились в обратный путь к гурби береговой тропинкой. Аппетит у них разыгрался, и по дороге они без стеснения утоляли его винными ягодами, финиками, апельсинами, которые свисали с деревьев. Разросшиеся молодые насаждения превратили местность в огромный и обильный плодовый сад, сейчас заброшенный, поэтому капитан Сервадак и Бен-Зуф могли не опасаться, что их привлекут к ответственности за покушение на чужую собственность.

Через полтора часа после того, как они покинули то место, где прежде находился правый берег Шелиффа, наши путники вернулись в гурби. Здесь все осталось в прежнем положении. Никто, очевидно, не заходил в их отсутствие; восточная часть местности казалась такой же безлюдной, как и западная.

Сборы были недолги. Бен-Зуф наполнил сухарями и холодной дичью свою походную сумку. Что до питья, то пресной воды было вдоволь. По равнине струилось множество прозрачных ручьев. В прошлом притоки реки, они теперь сами стали реками, впадающими в Средиземное море.

Через минуту Зефир (эту кличку носил жеребец капитана Сервадака) и Галета (так, в память о монмартской мельнице, назвал свою кобылку Бен-Зуф) были взнузданы и оседланы. Всадники проворно сели на коней и поскакали к Шелиффу.

Вследствие уменьшения силы тяжести их физическая сила возросла, как им казалось, чуть ли не в пять раз; соответственно возросла и сила лошадей. То были уже не простые четвероногие: подобно сказочным гиппогрифам, они неслись, едва касаясь копытами земли. К счастью, Гектор Сервадак и Бен-Зуф были хорошими наездниками, — они не только не сдерживали лошадей, но, ослабив поводья, еще больше подгоняли их.