Жюль Верн - Гектор Сервадак

— Нет, капитан, я не склонен уступать вам место!

— Сожалею, граф, но ваши притязания не могут изменить моих намерений!

— Вот как?

— Именно так!

— И все же считаю своим долгом заметить, что за мной, бесспорно, право давности!

— А я отвечу, что в подобного рода делах давность не дает никаких прав.

— Я найду способ устранить вас, капитан!

— Сомневаюсь, граф.

— Полагаю, что шпага…

— А хоть бы и пистолет!

— Вот моя визитная карточка!

— А вот моя!

После этого разговора, в котором возражения следовали одно за другим, как удары скрещивающихся рапир, противники обменялись визитными карточками.

На одной значилось:

«Гектор Сервадак, капитан штаба французских войск в Мостаганеме».

На другой:

«Граф Василий Тимашев, шкуна „Добрыня“».

Собираясь уходить, граф спросил:

— Где встретятся наши секунданты?

— Если угодно, сегодня в штабе, в два часа дня, — ответил Сервадак.

— В Мостаганеме?

— В Мостаганеме.

Засим капитан Сервадак и граф Тимашев отвесили друг другу учтивый поклон.

Но тут графу пришло на ум новое соображение.

— Капитан, — сказал он, — думаю, что следует держать в тайне истинную причину дуэли.

— И я так думаю, — ответил Сервадак.

— И ничье имя не будет названо?

— Ничье, граф.

— А повод для поединка?

— Повод? Да если угодно, граф, сошлемся на спор о музыке.

— Отлично, — ответил граф, — я, скажем, стоял за Вагнера, что и соответствует моим взглядам.

— А я за Россини, — улыбаясь, подхватил Сервадак, — потому что он вполне в моем вкусе.

И, раскланявшись в последний раз, они, наконец, расстались.

Описанный нами вызов на дуэль состоялся в двенадцатом часу дня на маленьком мысу, в той части алжирского побережья, которая расположена между Тенесом и Мостаганемом, в трех примерно километрах от устья Шелиффа. Мыс этот возвышается над водой метров на двадцать, и синие волны Средиземного моря, разбиваясь о его подножье, плещутся у прибрежных скал, красноватых от окиси железа. Было 31 декабря. В эту пору дня косые лучи солнца одевают ослепительной чешуей блесток каждый бугорок на взморье, но сейчас солнце заволокла непроницаемая пелена туч. Над морем и над сушей стлалась густая мгла. Уже больше двух месяцев туманы, которые по непонятным причинам окутали землю, немало затрудняли сообщение между различными континентами. Но с этим ничего нельзя было поделать.

Простившись с капитаном Сервадаком, граф Тимашев подошел к четырехвесельной шлюпке, поджидавшей его в маленькой бухте. И легкая лодка сразу же отчалила, унося графа к его шкуне, которая стояла наготове в нескольких кабельтовых от берега, подняв бизань и поставив против ветра стаксель.

А капитан Сервадак махнул рукой солдату, стоявшему поодаль. Солдат молча подвел к нему прекрасную арабскую лошадь. Легко вскочив в седло, Сервадак поспешил в Мостаганем, сопровождаемый денщиком, который несся на скакуне столь же резвом.

Была половина первого, когда всадники промчались через мост над Шелиффом, незадолго до этого выстроенный инженерными войсками. И едва часы пробили без четверти два, как взмыленные кони уже пролетели через Маскарские ворота — один из пяти проходов в зубчатой городской стене.

В тот год в Мостаганеме насчитывалось около пятнадцати тысяч жителей, из них — три тысячи французов. Город сохранял свое значение одного из окружных центров Оранской провинции, а также военного центра — там находился штаб подразделения французских войск. Местные жители торговали мучными изделиями, изделиями из сафьяна, дорогими тканями, узорными циновками. Во Францию вывозили зерно, хлопок, шерсть, скот, винные ягоды, виноград. Но в описываемые нами времена уже не осталось и следа от старой якорной стоянки, куда не могли заходить корабли при сильном западном и северо-западном ветре. Теперь в Мостаганеме устроена хорошо защищенная гавань, позволяющая городу вывозить все изобилие товаров, производимых в бассейне реки Мины и в низовьях Шелиффа.