Гарри Гаррисон - Молот и крест

– Всем будем владеть совместно. Деньгами. Людьми. Вместе править. Рисковать. Пусть наши судьбы сольются.

– И разделим нашу удачу? – спросил Альфред.

– Да.

– Я должен поставить два условия, – сказал Альфред. – Мы не можем идти только под твоим Молотом, потому что я христианин. И я не буду идти только под Крестом, потому что его осквернили грабители Франкленда и папы Николая. Будем помнить эту женщину и ее горе и идти под двойным знаком. И если победим, позволим нашим людям находить утешение, где они захотят. В нашем мире всем его хватит.

– А второе условие?

– Это. – Альфред указал на точило-скипетр. – Ты должен избавиться от него. Когда ты держишь его, ты лжешь. Ты посылаешь своих друзей на смерть.

Шеф взглянул на точило, снова увидел жестокие бородатые лица, вырезанные с обоих концов; лица, похожие на бога с ледяным голосом из его видений. Он вспомнил могилу, где нашел скипетр, вспомнил рабынь со сломанными спинами. Подумал о Сигварте, которого послал на мучительную смерть; о Сиббе и Вилфи, сгоревших заживо. О самом Альфреде, которого он сознательно послал навстречу поражению. О Годиве, которую он спас, только чтобы использовать как приманку.

Повернувшись, он бросил камень в густые заросли, там он будет лежать в плесени.

– Как скажешь. Мы пойдем под двойными знаменами – победим или потерпим поражение. – Он протянул руку. Альфред достал кинжал, срезал свой кошелек, бросил его к ногам женщины. И только потом они пожали друг другу руки.

Когда они уходили, женщина дрожащими пальцами развязывала кошелек.

Не прошли они и ста ярдов по тропе, как услышали шум: звон оружия, крики, ржание лошадей. Оба побежали к лагерю, но их задерживали шипы и ветви. К тому времени, как они выбежали из леса, все уже кончилось.

– Что случилось? – спросил Шеф у одного из людей, который с недоумением смотрел на него.

И тут из-за разрезанной палатки появился жрец Фарман.

– Легкая кавалерия франков. Немного, около сотни всадников. Они знали, что мы здесь, выскочили из леса. А ты где был?

Но Шеф смотрел мимо него, на Торвина, который пробирался через толпу возбужденных людей, крепко держа за руку Годиву.

– Мы пришли сразу после рассвета, – сказал Торвин. – Как раз перед нападением франков.

Шеф, не обращая на него внимание, смотрел только на Годиву. Она подняла подбородок, смотрела на него. Он мягко положил ей руку на плечо.

– Прости, если я забывал о тебе. Обстоятельства... и скоро... я постараюсь загладить свою вину. Но не сейчас. Сейчас я по-прежнему ярл. Сначала нужно организовать охрану лагеря, чтобы нас снова не застали врасплох. Потом мы должны выступать. Но до того... Лулла, Фарман, все жрецы и предводители ко мне, как только будет налажена охрана.

– Осмод, еще до этого. Пришли ко мне двадцать женщин.

– Женщин, господин?

– Женщин. Их с нами много. Вдовы, жены, шлюхи, мне все равно. Только бы умели держать в руках иглу.

Два часа спустя Торвин, Фарман и Гейрульф, единственные жрецы Пути, сидевшие среди десятка английских командиров отрядов, невесело смотрели на новый символ, торопливо вышитый на главном знамени армии. Вместо белого Молота, стоящего вертикально на красном поле, здесь были Молот и Крест, расположенные по диагонали друг к другу.

– Это уступка врагу, – сказал Фарман. – Они нам такого никогда не сделают.

– Это условие, на котором король обещал нам поддержку, – ответил Шеф.

Все подняли брови, глядя на оборванную одинокую фигуру короля.

– И не только мою поддержку, – сказал Альфред. – Поддержку всего моего королевства. Я могу потерять одну армию. Но есть еще немало мужчин, которые придут ко мне сражаться против захватчиков. Будет легче, если им не придется при этом менять религию.

– Конечно, люди нам нужны, – сказал Осмод, маршал лагеря и командир катапультеров. – С дезертирством и сегодняшними потерями у нас осталось по семь-восемь человек в расчете, а нужно по двенадцать. И у Удда заготовлено больше самострелов, чем у нас людей. Но они нужны нам немедленно. И где мы их найдем? В такой спешке?

Шеф и Альфред неуверенно посмотрели друг на друга, обдумывая проблему, ища решение.

Неожиданно тишину из глубины палатки нарушила Годива.

– Я вам дам ответ, – сказала она. – Но если я вам скажу, вы должны обещать мне две вещи. Во-первых, я буду постоянным членом совета. Я не хочу, чтобы от меня в будущем избавились, как от хромой лошади или больной собаки. Во-вторых, я больше не хочу слышать, как ярл говорит: «Не сейчас. Не сейчас, потому что я ярл».