Энцо Стриано - ПБ 7-71

— Цикл? Прости, что это значит?

Гуидо испытывал сейчас к другу юности даже некоторую неприязнь, чувство досады, словно тот хотел втянуть его в безрассудное, нелепое дело.

Но он почувствовал, что уже «вовлечен», умом и сердцем, оттого так и злится на Пьеро.

— Трехлетний цикл, — объяснял Пьеро, и казалось будто голос его доносится откуда-то издалека. Гуидо пришлось нагнуться к нему, чтобы слышать каждое слово. — После трех лет препарат тебе уже не поможет. Наоборот, он начинает тебя разрушать. Как это случилось со мной. И спасения нет.

— Так ты же можешь принимать большие дозы, начать новый цикл!

— Нет, не могу. Появляется такое ощущение, будто я умираю. Думаешь, я не пытался? — В глазах Пьеро был неподдельный ужас. — Страшнее кризиса, чем после цикла, и вообразить себе нельзя. Я должен покориться судьбе и прожить остаток дней в диких муках, превратившись в развалину. И я не знаю, когда эта пытка кончится, вот что ужаснее всего. Быть может, все кончится завтра или прямо сейчас. Я бы многое отдал, чтобы один из кризисов завершился положительно — моей смертью.

Было тяжело смотреть, как это жалкое подобие человека судорожно дергается в кресле. Гуидо закрыл глаза.

— Вовсе не исключено, что агония продлится двадцать, тридцать лет, — продолжал Пьеро. — Ведь мне всего тридцать девять, и что еще уготовило мне будущее — не знаю.

Он дышал тяжело, с хрипом, а Гуидо по-прежнему молчал. Наконец он стряхнул с себя оцепенение и впился взглядом в старческое лицо друга.

— Ну а что ты делал прежде? Когда принимал препарат и чувствовал себя прекрасно?

— Жил. Старался взять от жизни все. Ведь мне казалось, что все было доступно.

— По крайней мере ты можешь вспоминать о тех счастливых годах, — пробормотал Гуидо. — Может, это тебя как-то утешит. Но что ты сделал с препаратом? Осталось у тебя хоть несколько грамм?

— Сколько хочешь, стоит он сущие гроши. И производить его можно в огромных количествах. Но, учти, я никому его не продавал, — прошамкал Пьеро. — Давать давал, особенно женщинам. — Пьеро снова закашлялся и тяжко застонал. — Потом я и вправду подумал о том, чтобы его продать или же раздать бесплатно… Для чего? А для того, чтобы довести других людей до моего состояния. Быть может, мне удалось бы за короткий срок уничтожить целый город, превратить в идиотов все молодое поколение.

— Да это напоминает научно-фантастические романчики! — заметил Гуидо, снова ставший недоверчивым, агрессивным.

— Конечно, — пробормотал Пьеро. — Но это вовсе не так. Ведь мы не такие параноики, чтобы мечтать об уничтожении мира. Наша паранойя тяжелейшая, но она личная, частная. Вот те, кто не очень-то мучается такими проблемами, готовы сеять смерть и разрушение. Всякий, кто любит себя, хочет по крайней мере выжить — смерть другого не принесет ему никакой выгоды. Вероятно, поэтому я и не дал никому препарат.

— Ну а с полицией у тебя неприятностей не было?

— Нет, ПБ 7-71 не оставляет ни малейших следов. Даже в органических жидкостях. Ты словно воду пьешь.

Гуидо провел ужасную ночь, полную страха и соблазнов.

Он ворочался в постели, вздыхал, потом зажег ночник, стоящий на стуле, закурил, выпил немного виски.

Анна, затаив дыхание, лежала, натянув простыню. Когда Гуидо зажег свет и, как ей показалось, взглянул на нее, она притворилась спящей.

А Гуидо вспоминал о своих прошлых триумфах, приобретающих в его воображении гипертрофированные размеры, и робко думал о будущем: «Ярко сверкает трава стадиона, разноцветная и разноликая толпа вздымает плакаты, машет флажками, игроки не бегут, а летят в своих красочных майках. И оглушительный, сумасшедший вопль: «Гол!!» Матч в полном разгаре, его друзья устремляются в атаку, отходят в защиту, обводят игроков противника, легко, элегантно.

Соперники же носятся по полю в своих промокших насквозь, грязных майках, уставшие, злые. «Гол! Гол! Гол!» — кричит обезумевшая от радости толпа. Сколько голов они забили? Три, четыре, пять. Не надо добивать противника, нужно его пощадить.

Газеты с непритворным изумлением пишут об удивительных успехах команды. Заголовки набираются огромным жирным шрифтом. Но причин успехов никто толком понять не может».

Гуидо бросает то в жар, то в холод. Он натягивает одеяло на подбородок, тело его мелко вздрагивает.

Снова пошел дождь, в этом проклятом месте он самый частый гость. А может, он простыл, пока сидел в холле?

Он, кряхтя, поворачивается на бок.