Владимир Журавлев - Сын планеты

А мы с Анни-ко сидели у входа, поглядывали за подходами, и между делом я учил ее одной песенке из моего детства, из щемящих сердце. Переводить ее было — редкое наслаждение, потому что ни одной реалии не находилось соответствия в языках Голубой Веги. Но я, конечно, перевел! И лишь одно меня смущало в переводе: одинокую березку наших тоскливых пространств я заменил платиновой красоткой, деревцем терпко ароматным, капризной содержанкой богатых ухоженных садиков за мраморными оградами особняков старых лордов — и это решительно не подходило.

Но возмутились бойцы. Наш вой им, видите ли, спать мешает! Хоть бы один спал!

— Есть необходимость учить сейчас, — твердо заявил я. — Ибо это песня таких же, как мы, уходящих на защиту родины.

Все живо заинтересовались. Выслушали перевод, выслушали подстрочный перевод, выслушали комментарии к подстрочному переводу — и уловили именно то несоответствие, что и меня смущало. Ну не к месту там была платиновая красотка! Пришлось долго рассказывать о березке, и что она значит для широкой русской души…

— Бесстыжая скромная красота! — озадаченно определили «драконы» и успокоились.

Но утром, снаряжая боезапас, они с усмешкой говорили:

— За березку!

И это вовсе не казалось шуткой.

Остатки отряда грозным строем вытянулись передо мной. И наместник, и Эстер стояли вместе со всеми, никак себя не выделяя.

— Властью, данной мне, здесь и сейчас приказываю: бить черных, щадя население, так как бьемся за них!

— За березку! — откликнулся серьезно строй.

— И потому же, — продолжил я, — горным охотникам необходимо покинуть отряд. Кто-то должен остаться живым — кто-то, способный защитить наше будущее — детей. Чтоб было за кого биться.

В тяжелом молчании уходили горные охотники — но никто из них не возразил. И вообще никто не возразил. Видно, труды мои были все-таки не напрасны.

А Буби осталась. Она бледно улыбнулась мне:

— Ну какая из меня любимая жена вождя? Если вождь погиб…

Искорка затаенной тоски мелькнула в ее глазах. Он был немолодым, ее вождь — только она его действительно любила. Потому это была ее война.

Стройная, как тростинка, серьезная девочка увела бойцов в горы. Так было принято в горных племенах: если погибал вождь, бойцами командовала воспитательница детей. Наверно, эта девочка была настоящей воспитательницей — бойцы ей подчинились беспрекословно.

— За березку! — прокатилось над горами, и колонна отправилась в свой последний бой.

Он оказался изнуряющим, этот бой, и действительно последним для большинства из нас. Где-то в эфемере, на дальних подступах к казарме черных, попала в засаду и погибла Буби вместе со своей пятеркой. Кто будет теперь светить озорными улыбками детишкам племени?… В тяжелой рукопашной сбили наместника, «драконы» выносили его, прикрывая собой, и, естественно, погибли. Остался жив понравившийся мне дотошный мыслитель. Так они и брели вместе, наместник и последний «дракон», и непонятно было, кто кого поддерживает. Эстер уцелела чудом, хотя не раз попадала в свалку. Древняя броня оказалась очень непростой, если сумела сохранить жизнь славной дочери Веги. А вот Анни-ко единственная пошла в бой не в броне, а в своем данс-костюме из эласта, вся в подвесках, браслетах — и на каблуках. Ее хранила только гибкая сталь — и хранила безукоризненно. Все схватки она провела чисто и прошла со мной до конца без единой царапины. Сейчас она брела в трансе, шатаясь по дороге, натыкаясь на камни и вызывая усмешки гераклитов. Зря они усмехались. Пока они выбивались из сил, возвращаясь в горы, она в трансе восстанавливала форму. Ну, а я в последней схватке остался с Анни-ко против всех черных и, видимо, слишком много зачерпнул из запретных сил, пытаясь уберечь ее, себя и всех остальных от мгновенной смерти. Понятно, что после боя организм взбунтовался, и внезапно отказали ноги. Гераклиты тащили меня, сами еле передвигаясь. Жалкое зрелище являли остатки нашего победоносного отряда, и брать нас можно было буквально при помощи столового ножа и вилки, было б кому. Но мы перебили всех, лично проверил. А в горы сейчас ползли, ведомые инстинктом, а не разумом. Возвращались туда, откуда ушли в последний бой — как голуби возвращаются на голубятню.

Черные неуловимо быстро выступили из теней и зафиксировали всех на прицел. Конец. Мгновение потянулось и зазвенело, как струна. Все боялись вздохнуть, чтоб не спровоцировать начало бойни.

А черные смотрели на Анни-ко. В момент фиксации она единственная качнулась с линии огня и теперь стояла ничья, совсем не похожая на бойца, хрупкая девчонка в эласте, талия перехвачена блестящим поясом, на запястьях бликующие браслеты — и дерзкий взгляд из-под челки.