Михаил Савеличев - Самурай

Это явно не мои творения, затесавшиеся в мир благоденствия и покоя, и пока я раздумываю над их дальнейшей судьбой, они скрываются за спинами людей, все еще глазеющих на истекающего кровью человека и склонившегося над ним надо полагать врача, что случайно оказался в толпе и решил оказать пострадавшему посильную помощь, хотя я сомневаюсь в его жизнеспособности, так как лужа крови все расплывается, бьется мелкими вязкими волнами о туфли любопытствующих, и тогда я тоже начинаю проталкиваться сквозь толпу наружу, не ожидая никакого подвоха, опасности, как нельзя ожидать ее от собственноручно нарисованной иллюстрации к сказке.

— Пять часов, — говорит мне Болванчик, утирая лысину верхом своего шелкового цилиндра и снова напяливая его по самые уши так, что они сворачиваются в мягкие трубочки из которых нахально торчат редкие но длинные, жесткие волосенки.

Я согласно пододвигаю чашку с неимоверно крупными цветами, чья аляпистость настолько раздражает меня, что я стараюсь смотреть исключительно на окружающий нас лес, ряды испитых чайников, самоваров, раскрытых коробок с заварочными пакетиками, пузатых сахарниц среди дюн просыпавшегося сахара, медленно подмокающего от частых коричневых луж, отмечающих траектории движения ложек и чашек, оглядываю богатейшую коллекцию часов, развешанных на соснах, гладко обструганных столбиках непонятного изначального назначения, прибитых прямо к воздуху большими ржавыми гвоздями и все как одни застывшие на цифре вечернего чаепития.

Я молчу, стараясь не выдать своей растерянности от внезапного изменения интерьера, не имеющего никакого отношения к моему миру, но начинаю догадываться, что по рассеянности наткнулся на верификационный тест Мироздания, проверяющего строгость и определенность глубинной подоплеки таким забавным методом, и с нетерпением жду продолжения, стараясь предугадать — как же устойчивость моей картины, ее ценность, самодостаточность будут оцениваться на этом импровизированном аукционе.

Уверенной рукой наливаю чая, надеваю цилиндр и жду продолжения. Конечно, сцена мирная, давно читанная, вдоль и поперек всем известная, и при желании достаточно легко настроиться на соответствующее мировосприятие, а не, скажем, бегать по туннелям друг за дружкой с пистолетами и автоматами в руках, паля в проезжающие поезда и в малейшее шевеление тьмы, чего от нас и ждут, но мы поступаем хитрее и просто пьем чай, ибо часы встали, горячая жидкость приятно греет пищевод, ходить за кипятком, сахаром и чистыми чашками не требуется и остается только ждать.

Ждать, когда маленькая девочка спустится на лифте или по эскалатору вслед за опаздывающим кроликом, а может быть, и котом с широкой стоматологической улыбкой, пройдет мимо змеи, живущей внутри гриба и выпивающей из пузатой бутылки водки, сделает смелый шаг е2-е4, увидит на пустой дороге Никого, склеит Шалтая Болтая, не испугается Синей Бороды, послушает слабенькое пение мышки Шарлотты, найдет серебряные туфельки и прокатится по желтым рельсам на «Голубой стреле» прямиком до нашей лужайки.

Первым появился толстенький кролик, изображающий из себя слепого со своими маленькими черными пенсне, которые он примотал к лапе и на каждом шагу поднимает к косым глазенкам и щурится в них, как в бинокль. Его золотые часы выпали из карманчика жилета и раскачивались маятником у самых лап, чиркая по увядшей траве и ударяя по длинным когтям. Он хмуро кивнул нам, пристально разглядев каждого, разве что не ощупав лапами, пододвинул к себе кресло, свернулся на нем клубочком и захрапел столь вызывающе громко, что распорядитель чаепития уронил цилиндр в чай и виноватым взглядом попросил у меня прощения.

Девочка бросила на стол громадное помповое ружье, высыпала из кружевного подола пустые гильзы и достала из рукава, точно фокусник, толстенную колоду карт, содержащую как минимум десять тузов и штук пятьдесят козырных. Прихлебывая чай, она принялась раскладывать на большей части стола умопомрачительный по сложность пасьянс, не чураясь ползать по скатерти на коленках, сталкивая длинными ногами грязные чашки и блюдца, хотя при всем при этом выложенные картинки оставались, как будто приклеенные, на тех местах, куда их положила девичья рука.

Болванчика и кролика пасьянс заинтересовал настолько, что они перестали пить чай и храпеть, забрались на стол и стали ползать вслед за девочкой, подавая сумасшедшие советы и украдкой поглядывая на кружевные панталончики. Около меня они застряли надолго — тут складывалась сложная, но перспективная комбинация с пятью королями и двумя джокерами, почему-то обряженными в грязный камуфляж и увешанными огнестрельным оружием. Джокеры упрямо сопротивлялись манипуляциям, пока в раздражении не вскочил Болванщик, подхватил ружье и не разрядил картечь в засаленные картонки.