Бим Пайпер - Бог пороха

— С ними говорил Чартифон, ответил Кеентос. — У жрецов Стифона нет речей для жрецов других богов.

— Первосвященник не стал со мной говорить, — доложил Чартифон. — Это был один из высших жрецов. Он принял наши подношения и сказал, что будет молить Стифона за нас. Когда я попросил огненной пыли, он мне ее не дал.

— Совсем не дал? — вскрикнул кто-то. Значит, нас отлучили!

Отец пристукнул по столу рукоятью жезла.

— Вы слышали худшее, — сказал он. — И что нам теперь делать? Говори первым, Фосг.

Представитель крестьян неуклюже поднялся, прокашлялся.

— Господин, моя хижина так же дорога мне, как этот замок тебе. Я буду сражаться за своё, как ты за свое.

Вдоль стола зазвучал легкий ропот одобрения. Остальные стали выступать по очереди, некоторые пытались произнести речь. Чартифон только и сказал:

— Сражаться. Что же еще?

— Сдаться силам зла — тягчайший из всех грехов, — произнес Кеентос. — Я — жрец Дралма, и Дралм — бог мира, но я скажу: биться, и благословение Дралма на нас.

— Рилла? — обратился к ней отец.

— Лучше умереть в доспехах, чём жить в цепях. Когда наступит время, я облачусь в доспехи вместе с вами.

Отец кивнул:

— Я не ожидал от вас другого. — Он встал, все встали вместе с ним. — Благодарю вас всех. На закате — совместная трапеза, а если проголодаетесь до этого, приказывайте слугам. Теперь, если не трудно, прошу оставить меня с моей дочерью. Кеентос и Чартифон, будьте добры задержаться.

Раздался скрип кресел, шарканье ног, бормотание голосов, и дверь закрылась. Чартифон стал набивать объемистую трубку.

— Сарраск Саскский нам, конечно, помогать не станет, — сказал отец.

— Сарраск Саскский не дурак, — коротко бросил Чартифон. — Должен бы понимать, что когда Гормот завоюет Хостигос, настанет его очередь.

— Он это знает, — спокойно ответил Ксентос. — И попытается ударить раньше Гормота. Но даже если бы хотел, он не стал бы нам помогать. Сам Царь Каифранос не решится подать помощь тем, кого решили уничтожить жрецы Стифона.

— Им нужна земля в Волчьей долине, под храмовую ферму, — медленно произнесла она. — Я знаю, что это плохо, но…

— Поздно, — ответил Ксентос. — Дом Стифона настроен нас извести под корень в назидание другим. — Он повернулся к князю. — Это по моему совету, господин, ты им отказал.

— Я бы им отказал и вопреки твоему совету, Я давно поклялся, что Дом Стифона не войдет в Хостигос, пока я жив, и, видит Дралм, так оно и будет! Они приходят в княжество, строят храм, при храме — ферму, а крестьян обращают в рабство. С князя они берут налоги и заставляют его брать налоги с народа, пока не высосут досуха. Посмотрите на эту храмовую ферму в долине Семи Холмов.

— Да, в это трудно поверить, — сказал Чартифон. — Они заставляют крестьян телегами свозить к себе навоз, так что тем не хватает на собственные поля. Дралм один знает, что они с ним делают. — Капитан пустил клуб дыма. Интересно, зачем им Волчья долина?

— Там есть что-то такое, что придает водам ключей мерзкий вкус и запах, — заметила Рилла.

— Сера, — подтвердил Ксентос. — Но зачем им сера?

Капрал Кэлвин Моррисон, полиция штата Пенсильвания, затаился в кустах на краю старого поля и смотрел из-за ручья на стоящее в двухстах ярдах облезлое желтое здание фермы с ободранной крышей веранды. Стайка белых куриц безразлично копалась в дворовой, грязи, и других признаков жизни не было, но Моррисон знал, что внутри сидит человек. Человек с винтовкой, которую готов пустить в ход; он уже убил однажды, сбежал из тюрьмы и не задумается убить снова.

Моррисон посмотрел на часы: минутная стрелка стояла точно на девяти. Джек Френч и Стив Ковач начнут с дороги, где оставили машину. Он приподнялся, расстегивая кобуру.

— Выхожу. Следи за средним окном сверху.

— Слежу, — заверил голос сзади. Щелкнул затвор винтовки, досылая патрон в зарядную камеру. — Удачи.

Моррисон бросился бежать по заросшему бурьяном полю. Он боялся, как боялся в самый первый раз, в пятьдесят втором, в Корее, но с этим уже ничего не поделаешь. Он просто велел ногам двигаться, зная, что через несколько мгновений бояться будет уже некогда. Моррисон почти уже добрался до ручейка и поднес руку к рукояти кольта, когда это случилось.

Полыхнула ослепительная вспышка, потом на миг упала тьма. Он подумал, что в него попали, и чисто рефлекторно револьвер оказался у него в руке. И тут вокруг засияла многоцветная радуга, четкой полусферой тридцать футов в диаметре и пятнадцать в высоту, а перед ним оказался овальный письменный стол или комод, на нем — приборная панель, а за ним — вращающееся кресло, с которого вставал, поворачиваясь, какой-то человек. Молодой, хорошо сложенный, в свободных зеленых штанах, черных ботинках до щиколоток и бледно-зеленой рубашке. Под левой рукой у него висела наплечная кобура, а в руке было оружие.