Роберт Уилсон - Спин

— Меня беспокоит, что может случиться в моё отсутствие, — сказала Диана.

— Как-нибудь о себе позабочусь.

— А если приступ?

— Тогда останется надеяться на везение. Тебе надо куда-то?

— Обычные дела. Но мало ли что… Или я по какой-нибудь причине не смогу вернуться вовремя…

— Из-за чего, например?

Она пожала плечами:

— Мало ли… Не знаю, что может приключиться.

Но тон её выдавал: она прекрасно знает.

Однако я не настаивал. Единственно чем я мог улучшить ситуацию — быть паинькой, слушаться.

Пошла вторая неделя моей обработки. Приближался кризис. Марсианское средство накапливалось в крови и в тканях, достигая некоторого критического уровня. Даже когда приступы проходили, я чувствовал себя ослабленным, дезориентированным. Чисто физические воздействия тоже не сахар. Ломота в суставах, желтуха. Сыпь и зуд, если зудом можно назвать ощущение отдираемой кожи, снимаемой послойно, до мяса. Ночью я спал часа по три-четыре, пять часов — мой личный рекорд; просыпался в каше из частиц отслоившейся кожи, которую Диана отчищала от запятнанной кровью простыни, пока я отсиживался в прикроватном кресле, с трудом в него перебравшись.

Я уже не доверял и самым светлым своим моментам, потому что зачастую галлюцинации подсовывали мне иллюзию полной ясности, чёткости и определённости, а мысли, слова и образы памяти заклинивались, как рычаги потерявшего управление автомобиля.

Ох и худо же мне было… Но ещё хуже приходилось Диане, убиравшей за мной и выносившей судно, когда я был не в себе. В каком-то смысле она возвращала долг, потому что я дежурил возле неё, когда она переживала то же самое. Но это было много лет назад.

Чаще всего она спала рядом со мной, хотя как она это переносила… Она сохраняла дистанцию безопасности между нами, потому что иногда даже прикосновение простыни к коже заставляло меня стонать от боли. Сознание её присутствия, её близости, однако, приносило облегчение.

В самые буйные мои ночи, когда я метался, ничего не сознавая, и мог её ударить, она сворачивалась клубочком на цветастом диванчике возле балконной двери.

О своих блужданиях по Падангу она много не рассказывала. Я понимал, чем она занималась: налаживала контакты с казначеями, квартирмейстерами, экспедиторами, подбирала варианты транспортировки. Небезопасная деятельность. Нелегко мне было провожать её взглядом, когда она выходила, отправляясь в мир беззакония, вооружённая лишь карманным газовым баллончиком да личной храбростью.

Но даже повышенный риск лучше, чем опасность поимки.

Мы нужны были им — агентам администрации Чейкина или Джакарты — по нескольким причинам. Конечно, ради марсианских средств. Ещё важнее цифровые марсианские архивы, которые они рассчитывали у нас найти. И, разумеется, их интересовало, что говорил Джейсон в свои последние часы, его монолог, который я слышал и записал, о гипотетиках и о «Спине»; то, что знал лишь Джейсон.

Когда я проснулся, её не было рядом.

Час я лежал, следя за шевелением балконной шторы, за изменением угла наклона солнечных лучей, за видимой частью Арки, размышлял о Сейшелах.

Вам приходилось бывать на Сейшелах? Мне тоже не приходилось. Поэтому я вспоминал старый документальный фильм Пи-Би-Эс. Острова в тропиках, здоровенные черепахи, сейшельские пальмы с «двойными кокосами», десяток-другой пород редких птиц. Геологически Сейшельские острова представляют собой останки древнего материка, когда-то, задолго до появления человека, связывавшего Азию и Южную Америку.

Мечты… Как однажды выразилась Диана — одичавшие метафоры. Я представил себе, как она поучает меня, что я мечтаю о Сейшелах потому, что чувствую себя похожим на этот древний исчезнувший, почти полностью утонувший континент.

Погружённый в перспективу своего преображения.

Снова заснул. Проснулся. Её всё ещё нет.

Проснулся затемно, всё ещё один, понимая, что прошла уйма времени, что она отсутствует слишком долго. Что это ничего хорошего не означает. Не было ещё такого, чтобы Диана не вернулась дотемна.

Во сне бился, метался. Скомканная простыня свалилась с кровати, едва видна на полу, подсвеченная отражённым от потолка наружным светом. Холодно, но достать её сил нет.

Небо снаружи абсолютно ясно. Если стиснуть зубы и наклонить голову влево, то через стекло балконной двери можно увидеть несколько ярких звёзд. Усмехнулся мысли о том, что в абсолютных единицах времени иные из этих звёзд, возможно, младше меня.