Но и он установил странную закономерность. Ему всегда удавалось проследить логический замысел операции и ее осуществление, когда группой командовали Листер, Модесто. В их решениях присутствовала жесткая солдатская хватка, сметливость, умение воспользоваться малейшей оплошностью противника. Но они были лишь командирами отдельных соединений, а не руководили армией в целом.
Неустойчивое политическое равновесие, когда буржуазные и республиканские партии, с одной стороны, находились под ударами фашистской диктатуры Франко и, напуганные жупелом «коммунистической опасности», существовавшей только в их воображении, метались между трусостью и страхом, — это неустойчивое равновесие не могло утвердить ту железную дисциплину, без которой немыслима армия.
* * *
Первые взрывы раздались в предутренней темноте, когда в синем чистом небе еще догорали последние звезды.
А потом неба уже не было видно. Оно скрылось за черной клубящейся копотью взрывов, огненные всплески которых — с тех пор как на небосклоне появилось солнце, тусклое и жалкое, — спорили со светилом в яркости.
Непреодолимый вал взрывов поднялся на окраине Гандесы, которая по замыслу республиканского командования в ближайшие часы снова должна была быть возвращена испанскому народу.
Исчезало понятие времени и пространства. Казалось, на земле уже не осталось ничего, кроме тебя самого, втоптанного в землю, полураздавленного комьями беспрестанно падающей земли, а дышишь ты земельной пылью, рот и глотка забиты ею, и через минуту станет совсем нечем дышать.
Когда шквал огня стал ослабевать, какой-то боец вскочил и побежал прямо навстречу отступающим разрывам. Он был безоружен, и тряс над головой кулаками, и упал, не пройдя и десяти шагов. Он, видимо, сошел с ума.
На разрывы уже никто не обращал внимания. Готовились отразить атаку.
Педро добрался до командного пункта на холме, позади пехоты. Блиндаж Хезуса был разбит, а у командира батальона перевязана голова.
— Крепко? — спросил Педро.
— Антонио ранен. В плечо. Потерял много крови.
— В госпитале?
— Не хочет.
— Прикажи.
— Легко сказать, консехеро! Спустись в блиндаж и поговори с ним сам. Там, кстати, есть вино. Прополощи горло. Не будешь сипеть. А то Антонио тебя не услышит.
— Хорошо. Спасибо.
— Ты упроси Антонио отправиться в госпиталь.
— Все отлично.
Педро спустился в блиндаж.
Антонио лежал у стены, и на него падал свет из пролома в крыше.
Глаза комиссара были закрыты, а осунувшееся лицо постарело. Педро увидел на его щеках горькие морщины, которых никогда не замечал. Антонио дышал ровно — спал, и Педро решил, что будить его теперь по меньшей мере глупо. Повязка на плече была наложена хорошо и почти не промокла от крови. Тогда советник взял стоявший около раненого поррон, основательно прополоскал глотку и пошел обратно наверх.
— Ну как, уговорил?
— Он спит.
— Ой, лиса!
— Думаешь, притворился?
— Уверен. Иначе он не был бы астурийцем. На бинокль.
Танки были примерно в трех километрах. Четко виделись только первые. А вся остальная масса скрывалась в туче пыли. Это облегчало маневр, который предложил Хезус. Танки фашистов, двигавшиеся в «дымовой» завесе пыли, далеко не сразу могли разглядеть контрманевр на фланге, а рота Игнасио уже двигалась туда. Педро волновало именно это направление.
— Хезус, ты не говорил Игнасио, что он может выйти в тыл? В такой пылище это вполне возможно.
— А, черт! Про пыль я забыл. Дьявол бы побрал эту пыль! А ты, консехеро?
— Мне тоже только сейчас пришло такое в голову.
— Игнасио тоже может догадаться, — подумав, сказал Хезус. — Пожалуй, он догадался!
Педро снова вскинул бинокль к глазам. На правом фланге, где двигалась рота Игнасио, стояла подозрительная тишина. Передние танки фашистской «свиньи» уже остановились и открыли огонь по танкам, которые огнем преграждали им дорогу к реке. На левом фланге часть франкистских машин развернулась, пряча свои бока, и двинулась навстречу левофланговой роте.
Но на правом фланге было спокойно.
Прошло еще несколько минут. И тогда в самой гуще фашистских машин произошло нечто невообразимое. Они взрывались и горели там, в самой глубине «свиньи».
— Второй! Третий! — считал Педро. — Четвертый!
Хезус, который только что был рядом и нетерпеливо теребил советника за рукав, исчез. Педро оглянулся и увидел, что он уже вылезает из блиндажа с биноклем Антонио в руках.
Читать дальше