Сергей Борисов: Искатель. 2009. Выпуск №09

Пулемет замолчал.

Он вынул из пазов магазин, заменил его полным.

Пули били в бруствер, но тот был надежной защитой. До поры, естественно. Пока загонщики сыплют очередями, опасаться нечего. С капитана, правда, станется снова поднять своих головорезов в атаку, ну, положит еще двух-трех среди камней, так невелика печаль. Но вернее другое: прикажет сгонять за гранатометами, тем более что этого добра у них сколько угодно, а потом накроет их с пары выстрелов. И ведь накроет: не осколками, так камнями посечет, а то и завалит каменюками по самую маковку — ни вздохнуть, ми шевельнуться. Бери тепленькими. Или холодненькими. Это как карта ляжет.

Он выглянул из-за бруствера. Загонщики попрятались. Ему показалось, что у дерева будто отпрыгнувшего на десяток метров от опушки, топорщится что-то пестрое, — может, пола армейской куртки, а может, штанина. Он прицелился, выстрелил — и промахнулся. Пятнистый клок шустро скользнул за толстый ствол.

Ответные пули запели над головой. Он опустился на колени, прижался спиной к нагретому камню. Постепенно очереди стали короче и раздавались все реже. И тут сбоку грохнул выстрел. Видимо, напарник тоже присмотрел цель и, судя по огорченному лицу, тоже промазал, лишь спровоцировал новый огневой шквал.

По счастью, недолгий. Когда установилась тишина, он снова выглянул из-за камней. Опушка была пуста. Совсем. Ни шороха, ни звука. Загонщики отошли.

Он благодарно погладил приклад пулемета: хорошая машинка, только куда с ней против гранатомета! Потом посмотрел на вздымающуюся над ними гору, на черную дыру пещеры. Может, туда податься? Ну, допустим. И что дальше? Не с первого выстрела и не со второго, но с десятого или двадцатого внутрь обязательно залепят гранату, которая расплющит их по стенам так, что отскребай — не соскребешь. Или того проще, без затей: шмальнут по скале над входом, та рухнет и замурует беглецов на веки вечные. И не придется капитану мучиться вопросом: хоронить убиенных по-христиански или так бросить? Впрочем, подобные нравственные терзания его вряд ли обеспокоят, в слюнявом гуманизме его никак не заподозришь.

Короче, в пещеру им ход заказан. Что же тогда? Биться до последнего патрона? И пасть смертью храбрых? Да, это мы можем, это нам запросто. Одна беда: еще пожить охота. Такое вот скромное желание. Жаль, обстоятельства не располагают.

Господи, а как красиво все начиналось! Море, яхты…

У оператора были железные нервы. Телекамера ощупывала лицо убитого медленно, с профессиональной тщательностью.

Спекшаяся кровь стянула щеки. Рот распахнут в предсмертном крике. Глаза закатились, только мутные белки узкой полоской подчеркивают веки. Лоб разворотило выстрелом; он покрыт чем-то напоминающим плесень.

Андрей поставил стакан на стол. Пить расхотелось.

Нехотя отодвинувшись, объектив жадно пошарил по сторонам и впился в еще одно искромсанное пулями тело.

В голосе комментатора за напускным бесстрастием слышалось нечто вроде удовлетворения — не столько от хорошо поданной новости, сколько от уверенности, что подобные безобразия возможны где-то там, где-то далеко, но не у нас, до нас не докатятся, у нас это невозможно!

«Волна насилия захлестнула страну. Полиция беспомощна. Отлично вооруженные банды терроризируют население. Введен комендантский час. К столице и портовым городам стянуты части национальной гвардии. Невзирая на крайние меры, не приходится надеяться, что ситуация в этой Центрально-американской республике в скором времени стабилизируется… А сейчас, — комментатор лучезарно улыбнулся, — Трансатлантическая гонка яхтсменов-одиночек 1 1 Проводится раз в четыре года. Первая состоялась в 1960 г. . Репортаж из Плимута. Завтра старт».

На экране появилась заставка: парусник на голубом фоне и буковки по кругу.

Андрей снова взял стакан, отпил ледяного апельсинового сока и чуть не поперхнулся, увидев перед собой собственное лицо. Что ж, поглядим…