НФ - Альманах научной фантастики 34 (1991)

Странно, как хорошо я все это помню. - Он обнаружил, что у него побелели щеки и кончик носа. - Вот таким я и был тогда, на такого орать сам бог велел. Он ведь не знал, бедняга, что это я не от страха, что бледнею я от злости, как Людовик Четырнадцатый… Только не будем махать кулаками после драки. Какая разница, от чего я там у него бледнел… Ладно, не будем. Но для того чтобы успокоиться, для того чтобы привести себя в порядок перед появлением на люди, чтобы вернуть нормальный цвет некрасивому, но мужественному лицу, я должен отметить, я должен напомнить вам, господин Банев, что, если бы вы не продемонстрировали господину Президенту свой платочек, вы бы благополучнейшим образом обретались сейчас в нашей славной столице, а не в этой мокрой дыре…»

Виктор залпом допил джин и спустился в ресторан.

– Может быть, конечно, и хулиганы, - сказал Виктор. - Только в мое время никакой хулиган не стал бы связываться с очкариком. Запустить в него камнем - это еще туда-сюда, но хватать, тащить и вообще прикасаться… Мы их все боялись, как заразы.

– Я же говорю вам: это генетическая болезнь, - сказал Голем. - Они абсолютно не заразные.

– Как не заразные, - возразил Виктор, - когда от них бородавки, как от жабы! Это же все знают.

– От жаб не бывает бородавок, - благодушно сказал Голем. - От мокрецов тоже. Стыдно, господин писатель. Впрочем, писатели - народ серый.

– Как и всякий народ. Народ сер, но мудр. И если народ утверждает, что от жаб и очкариков бывают бородавки…

– А вот приближается мой инспектор, - сказал Голем.

Подошел Павор в мокром плаще, прямо с улицы.

– Добрый вечер, - сказал он. - Весь промок, хочу выпить.

– Опять от него тиной воняет, - с негодованием произнес доктор Р. Квадрига, пробудившись от алкогольного транса. - Вечно от него воняет тиной. Как в пруду. Ряска.

– Что вы пьете? - спросил Павор.

– Кто - мы? - осведомился Голем. - Я, например, как всегда, пью коньяк. Виктор пьет джин. А доктор - все по очереди.

– Срам! - с негодованием сказал доктор Р. Квадрига. - Чешуя! И головы.

– Двойной коньяк! - крикнул Павор официанту.

Лицо у него было мокрое от дождя, густые волосы слиплись, и от висков по бритым щекам стекали блестящие струйки. «Тоже твердое лицо, многие, наверное, завидуют. Откуда у санитарного инспектора такое лицо? Твердое лицо - это: сыплет дождь, прожектора, тени на мокрых вагонах мечутся, ломаются… все черное и блестящее, только черное и только блестящее, и никаких разговоров, никакой болтовни, только команды, и все повинуются… не обязательно вагоны, может быть, самолеты, аэродром, и потом никто не знает, где он был и откуда пришел… девочки падают навзничь, а мужчинам хочется сделать что-нибудь мужественное - например, расправить плечи и втянуть брюхо. Вот Голему не мешало бы втянуть брюхо, только вряд ли, куда он его втянет, там у него все занято. Доктор Р. Квадрига - да, но зато ему не расправить плечи, вот уже много дней и навсегда он согбен. Вечерами он согбен над столом, по утрам - над тазиком, а днем - от больной печени. И значит, только я здесь способен втянуть брюхо и расправить плечи, но я лучше мужественно хлопну стаканчик джину».

– Нимфоман, - грустно сказал Павору доктор Р. Квадрига, - Русалкоман. И водоросли.

– Заткнитесь, доктор, - сказал Павор. Он вытирал лицо бумажными салфетками, комкал их и бросая на пол. Потом он стал вытирать руки.

– С кем это вы подрались? - спросил Виктор.

– Изнасилован мокрецом, - произнес доктор Р. Квадрига, мучительно стараясь развести по местам глаза, которые съехались у него к переносице.

– Пока ни с кем, - ответил Павор и пристально посмотрел на доктора, но Р. Квадрига этого не заметил.

Официант принес рюмку. Павор медленно выцедил коньяк и поднялся.

– Пойду-ка я умоюсь, - сказал он ровным голосом, - за городом грязь, весь в дерьме. - И он ушел, задевая по дороге стулья.

– Что-то происходит с моим инспектором, - произнес Голем. Он щелчком сбросил со стола мятую салфетку. - Что-то мировых масштабов Вы случайно не знаете, что именно?

– Вам лучше знать, - сказал Виктор. - Он инспектирует вас, а не маня. И потом, вы ведь все знаете. Кстати, Голем, откуда вы все знаете?

– Никто ничего не знает, - возразил Голем. - Некоторые догадываются. Очень немногие - кому хочется. Но нельзя спросить: откуда они догадываются? Это насилие над языком. Куда идет дождь? Чем встает солнце? Вы бы простили Шекспиру, если бы он написал что-нибудь в этом роде? Впрочем, Шекспиру вы бы простили. Шекспиру мы многое прощаем, не то что Баневу… Слушайте, господин беллетрист, у меня есть идея. Я выпью коньяку, а вы покончите с этим джином. Или вы уже готовы?