Стивен Кинг - Истории Хейвена

Дэвид повернулся к зрителям: маленький упитанный мальчик в голубых штанишках и майке с надписью ОНИ ЗВОНЯТ МНЕ. ДОКТОР ЛАВ. Слезы текли по его щекам.

— Улыбнись же, — прошептал Хилли, ставя ногу на педаль. Задыхаясь от рыданий, Дэвид кое-как изобразил подобие улыбки. Мэри Браун еще никогда не видела слез ужаса у своего младшего сына. Миссис Греншау поменяла кресло, (алюминиевые ножки которого она вдавила до половины в мягкую лужайку), явно собираясь уходить. Ей было уже все равно, удастся или нет продать что-нибудь из каталога. Эта пытка того явно не стоила.

— А теперь! — оглушил Хилли сонных зрителей. — Величайший секрет Восточных Магов! Известный только избранным и доступный единицам! Исчезновение человека! Смотрите внимательно!

Он окутал фигурку Дэвида косынкой. Когда она соскользнула к ногам Дэвида, зрители вздохнули с некоторым облегчением. Внезапно по спине Хилли пробежали мурашки; в глубине души снова шевельнулось предчувствие.

— Хилли, пожалуйста… пожалуйста, я боюсь… — шептал силуэт из-под косынки.

Хилли колебался. И внезапно подумал: Исчезновение! Фокус дня! Ему Томминокер научил меня!

На мгновение Хилли Браун лишился рассудка. Причем без всяких аллегорий.

— Фокус-покус! — прокричал он, сделал пассы над силуэтом на платформе и нажал на педаль.

Хуммммм! Платформа чуть подпрыгнула, как пружинный матрац, когда на него ложишься.

Хилли снова надавил на педаль.

— Таа-даааа! — завопил он. Его наполняли страх и триумф, почти уравновешивающие друг друга, как дети на одной доске качелей.

Дэвид исчез.

На мгновение зрители стряхнули апатию. Барни Эпплгейт перестал ковырять в носу. Брайен Браун вскочил с кресла с открытым ртом. Мэри и миссис Греншау прервали свое таинственное совещание, а Ив Хиллман нахмурился и, судя по всему, забеспокоился… впрочем, беспокойное выражение не сходило с его лица целыми днями.

"Аххх, — подумал Хилли, с душой, полной гордости. — Успех!"

Однако интерес зрителей к его триумфу был быстротечен. Фокусы с дематериализацией людей всегда более захватывающи, чем фокусы с исчезновением вещей и животных (извлечение кролика из шляпы все еще пользуется успехом, но чародеи на опыте убедились, что зрители всегда предпочитают исчезнувшей наполовину лошади, хорошенькую девицу с соблазнительной фигуркой, облаченной в трико)… но, по сути дела, это довольно однотипные фокусы. Аплодисменты стали громче (и Барни Эпплгейт от всего сердца завопил: "Уяяяя, Хилли!"),

но быстро смолкли.

Хилли видел, что его мать продолжала шептаться с миссис Греншау. Отец поднялся на ноги.

— Ты настоящий иллюзионист, Хилл, — пробормотал он. — Чертовски хорошее представление.

— Но…

По гравию зашуршали колеса машины.

— А вот и моя мама, — сказал Барни, вскочив столь стремительно, что чуть было не перевернул кресло миссис Греншау. — Счастливо, Хилли! Здоровские фокусы!

— Но… — Теперь у Хилли на глаза навернулись слезы. Барни заглянул под платформу и помахал рукой.

— Пока, Дэвид! Молодец!

— Да нет же его там, проклятье! — взвыл Хилли. Но Барни уже удрал. Мама и миссис Греншау направились к двери, изучая каталог. Все случилось слишком быстро.

— Не взмокни, Хилли, — бросила Мэри через плечо. — И пусть Дэвид помоет руки, когда пойдете в дом. Там внизу довольно грязно.

И только дедушка Дэвида, Ив Хиллман, оставался на лужайке. Он тревожно уставился на Хилли.

— Ну а ты почему не уходишь? — спросил Хилли с патетической горечью, которую, правда, портил дрожащий голос.

— Хилли, если твой брат не там, — непривычно тихо спросил Ив, — тогда где же он?

"Я не знаю", подумал Хилли, и страх перевесил обиду на его внутренних весах. А со страхом появилась вина. Как наваждение, перед глазами стояло заплаканное, испуганное лицо Дэвида. И его собственная злость, побудившая сказать: "Улыбайся же!" и Дэвид улыбался сквозь слезы.

— Все в порядке, он там, — ответил Хилли. Он разразился рыданиями, сел на помост и спрятал горящее лицо в коленях. — Да, он там, ох; все разгадали мой фокус, и никому он не понравился; ненавижу магию, лучше бы ты никогда не дарил этот дурацкий волшебный ящик…

— Хилли… — начал было Ив, казавшийся огорченным и взволнованным одновременно. Что-то здесь было не так… здесь, да и во всем Хэвене. Он это чувствовал. — Что-то не так?

— Уходи отсюда! — рыдал Хилли. — Я ненавижу тебя! Я НЕНАВИЖУ тебя!

Дедушки больше чем все остальные становятся мишенью для обиды, упреков и разочарования. Ив Хиллман почувствовал все это сразу. Обидно слышать, что Хилли ненавидит его — он принял это близко к сердцу, несмотря на то, что мальчик сказал это сгоряча. Иву было стыдно, что его подарок вызвал эти слезы… не имеет значения, что выбрал и купил набор фокусника не он, а его зять. Когда подарок обрадовал Хилли, Ив счел его своим; теперь, когда внук уткнулся заплаканным лицом в колени, нельзя отказываться и слагать ответственность на других. И еще он почувствовал тревогу и неловкость, потому, что нечто происходило именно здесь… но что? В последнее время появилось чувство, что он дряхлеет — пока не очень заметно, но симптомы понемногу нарастают с каждым годом, — особенно это чувствуется в нынешнее лето. "Кажется, этим летом каждый из нас одряхлел… да, но в чем же это выражается? Во взгляде глаз? Ляпсусы и ошибки; забываются давно знакомые имена? Все это да! Однако есть что-то еще. Так сразу и не угадаешь…"