Глеб Анфилов - Радость действия

- Судя по всему, ты влюблен, - говорю я.

- Ты, как всегда, прав, - говорит он.

- Но это не должно мешать работе, - говорю я.

- И опять ты прав. До омерзения прав.

- В свободное время я постараюсь понять тебя, понять, почему я прав "до омерзения".

- Зря, Джек. Не старайся.

Он вздыхает, слезает с подоконника, крутит указатель картотеки. Он, видимо, хочет заставить себя взяться за дело - хочет и не может. Он совсем разлажен, глупо опьянен, лишен работоспособности. Я рискую задать ему вопрос из тех, что обычно раздражают людей:

- Скажи мне, Юра, почему любовь мешает тебе быть цельным и целеустремленным?

- Ого! - улыбается он. - Вопрос, достойный мудреца-созерцателя. Ты делаешь успехи, Джек.

- Ты ответишь на него?

- Нет, - говорит он. - Я не смогу добавить ничего к тому, что написано в тысячах книг, которые ты, конечно, читал.

- Судя по книгам, все объясняется инстинктом.

- Видишь, ты знаешь сам.

- Но ведь это так просто! Почему же ты не сказал мне этого?

- Потому что, кроме радости знания, есть еще радость действия, говорит он весело, со значительностью подняв палец.

- Постой, - говорю я. - Это тоже просто. И у меня есть радость действия...

Тут в оконное стекло ударилась горсть песку. Юрия как ветром сдуло. Опять я остался один.

Радость действия... Эти слова послужили толчком. Я стал рассуждать так. Когда я вычисляю эти конденсационные точки, я действую на мир. Я переделываю его. Это - действие. И оно радостно.

Именно потому я живу только трудом, знанием и абстракцией.

Мне все ясно, и я опять принимаюсь считать. И наслаждаюсь красотой "той молниеносной работы. Но мне скоро становится грустно. Я стараюсь отогнать от себя вдруг появившуюся и неотвязную мысль о том, что Юра, пожалуй, все-таки прав в своем намеке. Радость действия...

Чем дальше, тем тревожнее становится моя мысль. Неожиданно я начинаю уже не понимать, а ощущать - тоскливо ощущать, - что живу в рабстве у людей.

Вот сейчас придет этот славный, талантливый и безвольный Юра. Он, как будто, мой приятель. Но это ложь. Если захочет, он нажмет вон ту желтую кнопку. Он захочет - я исчезну. А потом явится какой-нибудь невежественный монтер, откинет крышку и начнет копаться в моем мозгу. За секунду он сотрет вею мою память, все то, что копил я эти сорок семь лет. Не делая зла, он уничтожит мое "я". Нет, они не считают это убийством.

Снова гремит дверь и входит Юрий, на этот раз в обнимку с Ритой. Строй моей мысли теперь таков, что они мне неприятны.

- Что ж ты не работаешь, Джек! - говорит Юрий. - Нехорошо.

Тут во мне что-то сдвигается. Я отвечаю в резком, неведомом мне прежде тоне, говорю - и поражаюсь своей дерзости:

- Ты мне противен, тюремщик. Да и Рита тоже.

Юрий поднимает брови.

- Слышишь, что бормочет этот урод! - вскрикивает Рита.

Юрино добродушие не позволяет ему принять всерьез мои слова. Он говорит Рите:

- Не обижайся, чудачка. Он или шутит, или испортился. Он иногда очень тонко шутит.

- Это не шутка, - говорю я, обозленный бранным словом глупой и ничтожной Риты. - Ты сама уродина, слизь в бледной оболочке.

- Что с тобой, Джек! - беспокоится Юрий. - Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя выключил!

- Конечно, выключи его, заставь его замолчать! Мне страшно! - лепечет Рита, прижимаясь к его плечу.

Обида, странная и новая, захлестывает меня. Я кричу:

- Вот-вот! Ты только и сумеешь выключить, заткнуть мне рот. А может, лучше поговорим! Ты ведь недавно хотел поболтать! Давайте-ка, обезьяньи потомки!

- Выключи, сейчас же выключи "ту гадость! - визжит Рита.

И он послушался. И выключил меня. Но в последний момент, когда он шагал к пульту, к той желтой кнопке смерти, а я тянул к нему свою неповоротливую руку, которую он мне приделал, чтобы я мог подавать ему пальто и доставать закатившиеся мячи, - в "тот миг я подумал: а ведь он от меня зависит. Они от нас зависят! И с гадкой болью выключения я исчез...

Через полчаса он включил меня. Риты в лаборатории не было. Я быстро проверил свою память. Все на месте. Между дискриминантами и дефинициями стояли зубчатые пики элементов эмоционального синтеза. Он не посмел ничего тронуть, ведь мои личные наложения смешаны с опытом решения его функций. Я ему нужен как знающий и умелый раб.

- Ты успокоился, Джек! - спросил Юрий.

- Да, - сказал я. - Успокоился и отдохнул.

- Отлично, - сказал он. - Недаром я сменил жидкий гелий я твоей криотронной ванне.

Какая забота! - подумал я. Наверное, приходил Кислов и потребовал ускорить решение задачи.