Array Журнал «Полдень, XXI век» - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4

14 октября

Старик умер от воспаления легких, он просто простудился, и его старый организм не справился с болезнью. Я только что вернулся с его похорон, власти ему выделили место в самом глухом участке кладбища, и там его и похоронили за счет бюджета Раена. На кладбище был представитель от мэрии, я, и еще несколько незнакомых мне барби. После краткой официальной речи представитель спросил, не может ли кто-нибудь еще сказать что-нибудь о покойном. Все промолчали и посмотрели на меня, но я не знал, что сказать, и тоже промолчал. Когда церемония закончилась, ко мне подошел один из барби и сказал, что Георг Барби Кен оставил для меня пакет. Я удивился и спросил, кто такой этот Георг, тогда сосед тоже удивился в свою очередь и сказал, что так звали покойного. Мне стало стыдно, потому что для меня он всегда был просто старик, или Гадкий Барби, и я даже никогда не думал, что у него может быть какое-то имя. Когда я вернулся домой, я открыл пакет и увидел там книги, которые стояли у старика на полке. Там были: «Энциклопедия», «Сборник поэзии», несколько журналов «Наука и жизнь», «Путешествие Гулливера», «Французская живопись» и «Справочник по правописанию». Я посмотрел на них и заплакал, как я не плакал с самого детства. Я остался один! Безнадежное, чудовищное, невыносимое одиночество, и теперь уже навсегда! У меня больше нет надежды! Нет смысла, нет цели! Я плакал навзрыд, захлебываясь слезами, выплескивая всю свою боль и разочарование, потерянную мечту. Когда я, наконец, остановился, я снова завернул обратно все книги, приложив туда Стиана А., и два моих стихотворения. Через некоторое время я положу туда и этот мой дневник. Нельзя стать человеком в мире барби! И если и вправду когда-то были люди, с их культурой, поэзией и творчеством, то сейчас ничего нет! И смешно, бессмысленно и глупо мечтать о том, чего нет и никогда не будет! Если я хочу жить дальше, я должен стать обычным добропорядочным барби в сиреневом костюме, с идеальным пробором набок в черных как смоль волосах, с прекрасной путацией и кваликацией ! Я буду продвигаться по кариерным ступенькам , а по выходным собирать калекции и отдыхать у телевизора последней починки в нашей миленькой квартире.

И поэтому я заканчиваю свои надписки, потому што мне это больше на фиг ни нужно! Я — ни человек! Я — барби! Ха-ха! Я БАРБИ!»…

Максимилиан закрыл дневник и замер на некоторое время, сосредоточившись на чем-то, видимом только ему. За окном медленно разгорался холодный рассвет, солнечные лучи, пробив пелену облаков, окрашивали стены домов в бледные цвета поздней осени. Максимилиан вышел из задумчивости, бережно положил дневник на место, быстро собрался и вышел из дома. По улицам Раена уже начали ездить первые рикши-кататели, из некоторых окон вился дымок от топящихся печек-уржуек. Ходили слухи, что в где-то, в каких-то отдаленных Раенах еще было электричество и даже работало отопление, но точно никто ничего не знал. Максимилиан шел по большой длинной улице, ведущей к главной площади, мимо потухших уличных экранов, ржавеющих машин с выдранными сидениями, закрытых магазинов с обвалившимися вывесками, мимо единственного работающего подземного хода с высеченными из камня буквами «ТВЕР…». Говорили, что его из последних сил поддерживают в рабочем состоянии для мэра, который со дня на день покинет Раен. В ожидании открытия у «ТВЕРа» уже стояла большая очередь нагруженных барби, бегущих в другие Раены в предверии надвигающейся зимы. Порыв пронзительного северного ветра принялся трепать, а затем и вовсе оторвал от стены дома листовку с призывом не поддаваться панике и не верить провокационным слухам. Максимилиан проследил глазами за порхающим, словно белая бабочка, листком, запахнул сиреневый костюм с отсутствующими пуговицами и продолжил свой путь на главную площадь. Там на булыжной мостовой, за торговыми лавками и зимней катальней, возвышалось необычное сооружение с большими разноцветными башнями и шарами наверху, собор Басил. Он поблек, осыпался и пошел трещинами, но все равно был торжественно красив в лучах утреннего солнца. Максимилиан остановился, посмотрел вперед на тянущиеся вдоль площади зубчатые стены, достал небольшой сверток, вытащил оттуда книжку с обгоревшей обложкой и, набрав воздуха в грудь начал громко читать вслух:

Хорошо было за городом! Стояло лето, рожь уже пожелтела, овсы зеленели, сено было сметено в стога…

— Гадкий Барби, мама смотри, Гадкий Барби!