Андрей Балабуха - Майский день

– Пойду встречать духа.

– Естественно, – не слишком любезно отозвался капитан, но Зададаев не обратил на это внимания.

– Добро, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

– Он тоже хорош, твой дух… – проворчал капитан.

И хотя ворчание на этот раз было довольно миролюбивым, Зададаев мгновенно ощетинился:

– Совершенно верно, хорош. И когда он вытащил измерители течений, вы, помнится, были того же мнения.

Месяца два тому назад эта история наделала немало шума на «Руслане». Работы на очередной станции уже сворачивались, когда с борта вертолета, собиравшего буйковые регистраторы, сообщили о потере связки из семи измерителей течений. Полипропиленовый трос, которым они крепились к бую, оборвался, и приборы ушли на дно, на четырехкилометровую глубину. Не говоря уже о том, что измерители течений – игрушки достаточно дорогие, вместе с ними ушла и накопленная за шесть суток информация. А самое главное – ставилась под удар вся последующая работа: их комплект был на «Руслане» единственным. Пока доставят новые, пройдет минимум недели две – это при самом благоприятном стечении обстоятельств. В целом ситуация невеселая.

Аракелов в это время уже закончил работу по программе станции и готовился к подъему на борт. Работал он на этот раз в горизонте три и пять – четыре ноль, то есть от трех с половиной до четырех километров глубины. Это решило дело: начальник экспедиции и капитан явились к Зададаеву и чуть ли не силой заставили его направить Аракелова на поиски пропавших измерителей. Сопротивлялся Зададаев не из окаянства: в принципе батиандр мог работать под водой без подъема на поверхность семьдесят два часа. Из них шестьдесят представляли собой нормальный рабочий цикл; еще шесть были резервными; а шесть последних только давали ему шанс спастись при какой-то катастрофической ситуации, не гарантируя от необратимых последствий по возвращении. Чтобы батиандр не забыл об этом, жидкий кристалл на цифровом табло его часов постепенно менял цвет: зеленый сперва, к концу рабочего цикла он постепенно желтел, а потом начинал полыхать тревожным багровым светом. В жаргоне акванавтов прочно обосновались термины: зеленое, желтое и красное время.

Шестьдесят часов Аракелов уже отработал. И скрепя сердце Зададаев разрешил ему вести поиск в продолжении желтого времени. «Пять часов, и ни минутой больше», – отстучал он, передавая Аракелову задание. Он прекрасно понимал, что шансы найти связку с измерителями за пять часов ничтожны. Но повторный спуск батиандра допускался согласно требованиям медицины не раньше чем через пять суток. А потому попытаться было необходимо.

Желтое время у Аракелова давно вышло, а он все еще не появился в баролифте. Зададаев сидел в пультовой и курил не переставая. Наконец батиандр вернулся. Зададаев вздохнул и скомандовал подъем.

В ответ на разнос, который устроил ему Зададаев, Аракелов рассмеялся: «Да что вы, Константин Витальевич! Какой из меня лихач? Трезвый расчет, не больше. Просто я нашу медицину как свои пять пальцев знаю и ввожу поправочный коэффициент на перестраховку. Знаете, у нас на курсах практику вел старик Пигин, так он любил говаривать: „Подводники делятся на старых и смелых; мальчики, доживайте до седых волос!“ Вот я так и стараюсь…» Зададаев рассмеялся: ну что ты с таким будешь делать? На вопрос о потерянных приборах Аракелов, пригорюнившись, развел руками: «Простите, Константин Витальевич…» Зададаев махнул рукой: ладно, мол, главное, сам цел, но Аракелов продолжил: «Не сумел я их сам вытащить, придется теперь аквалангистам поработать, я трос к скобе баролифта привязал…»

Несколько дней после этого Аракелов ходил в героях, а начальник экспедиции и капитан клялись ему в вечной любви. Это было всего два месяца назад. А сейчас…

Зададаев взглянул на капитана и увидел, что тот улыбается.

– Иди, иди… Господин оберсубмаринмастер. Встречай своего духа.

Капитан тоже ничего не забыл. Зададаев кивнул ему и сбежал по трапу.

Прежде всего он зашел в лазарет. Дежурил Коновалов – каково, однако, с такой фамилией быть врачом, сообразил вдруг Зададаев. Раньше это ему почему-то не приходило в голову. Впрочем, терапевтом Коновалов был неплохим, хотя от обилия практики на «Руслане» отнюдь не страдал. Минут пятнадцать они поболтали о том о сем, потом Зададаев попросил снотворное.

– Зачем? – В глазах Коновалова вспыхнул алчный огонек.

– Да так, не спится что-то, – уклончиво ответил Зададаев.