Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган

Она еще много чего сказала, объяснив… А я потом, отъехав, горько и отчаянно плакала. Встревоженный Радом только пытался добиться от меня причины, что я плачу уже второй час, но я, отчаянно замахав головой, отвернулась, оттолкнув его, и дальше избегала его. Он попробовал вытряхнуть разъяснение у Тигэ, но там натолкнулся на стойкое молчание.

Весь день бродила я, печальная, вдали от Радома. Уходя от него всякий раз, когда он делал попытки приближения, и всплакивая при этом. При виде его мощной гордой фигуры, безнадежно потерянной для меня, у меня всякий раз сжималось сердце.

Наконец он не выдержал:

— Любимая, что случилось? — моляще спросил он. — Что сказала тебе эта старая ведьма?

Я расплакалась у него на груди.

— Ты… Ты… больше не будешь любить и уважать меня… Я не могу выходить за тебя замуж… Тигэ сказала, что я уже скорей не девочка и уже была замужем… и может даже беременна… и… может один раз рожала, — я совершенно разревелась, пытаясь оттолкнуть его.

Но, к моему удивлению Радом явно повеселел.

— Всего-то?

Я подняла заплаканную голову.

— К-как я могу выйти за тебя замуж? — трясясь от плача и заикаясь, спросила я.

— Можно по основному обряду, — лукаво ответил Радом. — А можно и самому древнему… То есть, когда муж берет жену прямо в Храме, доказывая, что он еще на что-то годен, на что способен и что он способен, и что отныне она его жена при свидетелях…

Я сквозь слезы засмеялась.

— Ты не сможешь на такое решиться…

— С тобой я готов на все, — решительно разворачивая меня к себе и прижимая к большой груди, ответил Радом. — Хотя я не сказал бы, что то, что у тебя кто-то был до меня, мне нравиться.

— А ребенок? Вдруг я действительно была беременной? — спросила я. — Я ничего, абсолютно ничего не помню…

— Ребенка я усыновлю! — решительно сказал он. — Если таковой действительно был… — тише добавил он. — Я тоже не без глаз, и, по-моему, ты просто девочка… — он помолчал. — Впрочем, это мы скоро проверим… И будем воспитывать его вместе прямо в замке Ухон. Пусть растет будущий тэйвонту!

— Мы будем там жить, да? — уже успокаиваясь, спросила я. И чуть снова не заревела. — Я хочу быть девственницей!

Радом неожиданно ухмыльнулся.

— Нет, надо жениться на тебе, пока к тебе не вернулась память. Тогда ты будешь для меня невинной овечкой, кем бы ты не была. Всегда девственницей! Хотя, я подозреваю, что ты такой и осталась, и тебя до меня никто не целовал!!! Скоро проверим… Ты сжимаешься прямо ягненок… ягненочек!!!

— Я не овца! — мигом прекратив плакать, гордо шмыгнула я. — И никогда не буду покорной овечкой.

— Да я вижу, кого черт подбросил мне в жены!

— Радом, — вдруг спросила я, осененная надеждой. — А ты свою невесту, ну… брал? Скажи честно! — потребовала я. — Может, у вас был ребенок?

— Что тебе в голову пришло? Опять ревность? Или ты перекидываешь внимание на меня? — улыбнулся он, целуя мои губы. Но теперь уже мужски решительно, сильно, требовательно.

— Скажи! — потребовала я, топая и отстраняя голову. — Только без вранья. Это может быть очень важно! Может ее забили в монастырь, потому что у вас был ребенок!

Он удивленно пожал плечами.

— Ну, нет. Я б тогда сдох, а оттуда ее вытянул… — по-моему, он даже оскорбился, что я могла о нем такое бесчестие о нем подумать. — Я не видел ее взрослой…

Я опять безутешно разревелась. Появившаяся надежда, что мифического ребенка мне сделал Радом, только не помнит об этом, растаяла как дым.

— Ты что?! Ты подумала, что ты моя невеста? — догадался он. — Ты слышала разговоры о себе? Что ты похожа? Ты посчитала себя ею?

— Да… это я… — испуганно и покаянно, по слогам призналась я ему, ожидая, как он на это отреагирует и, затаив дыхание, глядя на него и вздрагивая от неуспокоенного еще плача. — Я была ею…

Я моляще заглядывала ему в глаза. Не знаю, если б он отринул меня, я б наверно умерла. И приняла бы смерть от его руки…

— Дурочка моя, — облегченно сказал Радом, подхватывая меня на руки… — Что подумала! Надо голову оторвать тем, кто такие вещи говорит при ребенке!

— Но, Радом, я…

— Но я видел ее мертвую, как это не ужасно, в драгоценностях на опухших руках, — перебил он меня, закрывая губами мне рот, — потому все твои фантазии имеют под собой лишь то, что ты действительно на нее похожа. Их невозможно было бы одеть на труп… Из замка было невозможно бежать… Ледяная вода… Добрые тридцать километров до ближайшего материка, а с той стороны Аэна… А до нас — около сотни, местами больше. Остров окружен рифами, пройти которые может лишь знающий человек и только в спокойную погоду и только в определенные дни месяца. Для остальных это смерть даже в спокойное время, вплавь или на лодке — невозможно. Это кольцо смерти, за которое беглецу невозможно пройти. А в шторм тем более. Потом сам монастырь находится на вершине свыше двести пятидесяти метров… И туда нет пути, кроме как по веревке… В ураган это абсолютно невозможно… Потом ее охранял отряд тэйвонту, причем постоянно было несколько рядом… Там был еще отряд прикрытия… Потом умершая от ран тэйвонту подтвердила мне и другим, что они сами убили ее. Она сама разрабатывала план.