Петр Бобев - Белый лоцман

Неожиданно кашалот проснулся и прислушался. Плеск, долетевший до него издалека, был слишком хорошо знаком ему. Он говорил о приближении целой стаи хищников, в три раза меньших чем он, но зато многочисленных, свирепых и вооруженных острыми, похожими на пилы челюстями. Авось пройдут мимо, не учуют его.

Слепой замер, перестал дышать. Для него это не представляло никакого труда. При опасности он мог выдержать так и два часа. Ведь охотясь в глубинах, он засиживался под водой не меньше.

Но касаток обмануть было не так-то просто. Их вожак с гарпуном, за которым следовало около десятка хищников, свернул вправо, другие десять — влево, а остальные устремились к хвосту кашалота.

Надо было спасаться. И, наскоро глотнув воздуха, кашалот нырнул вниз.

Касатка с гарпуном, словно стрела, бросилась следом за ним, мигом догнала и завертелась около головы кашалота, пытаясь вцепиться в его нижнюю губу. Но тот, не видя ее, а лишь доверяя чутью, разинул пасть и вонзил зубы в ее грудной плавник. Касатка рванулась в сторону, заметалась в ужасе… Напрасно! Зубы кашалота, раз схватив, уже не выпускают.

Что же теперь?

Слепой стремительно понесся в бездну. Другие хищники уже давно прекратили погоню. Какое млекопитающее смело померится с ним, пытаясь догнать его в глубинах? И он несся все дальше и дальше, увлекая за собой яростно мечущуюся касатку.

Лазурь верхних водяных пластов сменил зеленоватый полумрак, в котором мелькали черные тени. Касатка почувствовала, что задыхается. А кашалот, ритмично ударяя своим мощным хвостом, погружался все глубже. Наконец наступила полная темнота, черная, непроницаемая. Тьма и холод! И такая тяжесть в груди! Как сжималась она мучительными спазмами в тоске по свежему воздуху.

Какая-то светящаяся медуза с длинными разноцветными щупальцами, как будто украшенными рубинами, словно шар, поплыла кверху. Около нее кружилась стайка мерцающих рыбешек с уродливыми большими ртами. Одна из них неосторожно проплыла слишком близко от этой прекрасной люстры и оцепенела, парализованная попавшими на нее брызгами яда. Тогда щупальца медузы обхватили ее и притянули к феерическому рту.

И снова наступил мрак. Но нет, это не был полный мрак. Вот откуда-то выплыло целое облако светящихся креветок, но вскоре исчезло, мелькнуло несколько странных рыб, тонких, длинных, отвесно повисших в черной пустоте.

Касатка задыхалась, металась как бешеная.

А это что? Что это за красный туман, который расплывается повсюду, становится все ярче, крутится огненным водоворотом? Тяжесть водяных масс нажимала на ее тело со всех сторон, раздавливая его.

А беспощадный мучитель тащил ее все дальше и дальше в глубину.

Три дня плыл Белый назад И наконец достиг острова. На вершине скалы, среди кружащих птиц, развевалась привязанная к палке рубашка его друга. Тюлени смело расположились по всему побережью, их темные блестящие тела виднелись и около брошенной мачты, и даже на той площадке, где недавно стояла крохотная хижина. Чайки носились над волнами, ложились на них, соскальзывали в темные щели между ними и всплывали наверх, рассекая пенящиеся гребни.

А его друг? Где он? Куда исчез?

Дельфин несколько раз стремительно обогнул весь остров, остановился ненадолго около изгнанных из стада тюленей, дремавших у заливчика с пресной водой, защебетал нежно, так, как когда-то звала его мать. Позвал второй раз, третий.

Но тщетно, человека и след простыл.

Что случилось?

Весь день и всю ночь Белый кружил вокруг острова в смутной надежде, что вот-вот тюлени панически попрыгают в воду и на скале появится его друг, помашет ему рукой. Или где-нибудь неподалеку покажется лодка, и когда Белый подплывет к ней, человек погладит его ладонью по лбу…

Лишь на рассвете охваченный тревогой дельфин бросился назад в открытое море. Нужно было во что бы то ни стало найти друга — наверное он отправился куда-нибудь в лодке. Бедное животное уже забыло, что Однорукий превратил ее в щепки.

Куда?

Часов пять-шесть колесил Белый по океану с такой бешеной скоростью, с какой могут плавать только дельфины.

Где же его товарищ? Где?

Два горбатых кита пересекли ему дорогу. Белый узнал в них Меченую и ее детеныша. Здоровые, жизнерадостные, они преследовали косяк сельдей. На их черных спинах там, куда пришелся удар гарпуна, белели пятна оголенного мяса.

Киты гнались за рыбами, шумно подпрыгивая над волнами, словно не охотились, а весело играли. Недаром их прозвали веселыми китами.