Александр Фед - Ариадна обрывает нить

Впрочем, довольно часто, болельщики менялись местами, проявляя при этом, признаки «женской солидарности», так как право первого выбора брала на себя женская половина экипажа. К чести сильной половины, даже болея за своего товарища и собрата по мужскому братству, они активно аплодировали Туне, за её успешное попадание по мячу.

Впрочем, самое главное, что каждый матч Туны и Онри проходил под дружный хохот, как болельщиков, так и самих спортсменов, которые искренне радовались, когда им удавалось стукнуть по упрямому мячику и запулить его подальше от себя. Несмотря на все огрехи, промахи и недочёты, оба были беззаветно увлечены своей игрой и даже умудрялись считать очки и выигрывать друг у друга.

В то время, пока Онри и Туна разбрасывали мячи, по близ лежащей к корту, территории, а Щербаков и Анни опустошали от рыбы просторы океана, в это самое время, Шон и Беата, старались сохранить и преумножить авторитет Берка, как научного руководителя экспедиции.

Только, исходя из столь высокого положения Шона, им пришлось сразу отказаться от собирания маслят в пальмовой роще и перетягивания каната. Следующими в списке недостойных занятий оказались – бег в мешке и сбор кокосовых орехов, за которыми необходимо было лезть на пальму, с чем у Шона были некоторые затруднения.

Говоря точнее, Берк категорически отказывался это делать из принципиальных соображений.

– Понимаете, Беата, если я залезу на пальму, то, неизбежно, повернусь ко всему экипажу, простите, задом, а ведь я руководитель экспедиции и мне не пристало находиться в таком виде перед всеми.

– Но, Шон, ведь вы не падёте в глазах своих коллег, так как окажитесь над ними, то есть – на пальме! – возражала Беатрис.

– Ещё лучше! Руководитель должен проявлять предельную скромность, а не подниматься над головами своих подчинённых, тем более так высоко.

Учитывая все приведённые выше убедительные доводы Шона, они решили отказаться от сбора кокосов. А жаль. Оставалось единственное – стать дуэтом, точнее, читающим дуэтом.

– Беата, дру…

Шон хотел сказать «дружище», но, впервые, за всё время их весёлого выбора подходящего занятия, он, вдруг, увидел зелёные глаза девушки, смотрящие спокойно, ласково, прямо в его измученную горем и одиночеством душу, а её вишнёвые волосы, остриженные в «каре», блеснули на солнце красным, багровым пламенем.

На миг, Шон закрыл глаза и непроизвольно вздрогнул, как от услышанного им далёкого взрыва, несущего смерть и страдания, но кто-то нежно и спокойно взял его руку, успокаивая и делая мимолётное видение нереальным – это была рука Беаты. Открыв глаза, он увидел рядом с собой не только друга, но и красивую женщину, понимающую его боль и готовую помочь преодолеть страшную потерю.

– Беата, друг мой милый, – почти прошептал Шон, как если бы кто-то невидимый, бестелесный мог подслушать его слова.

– Шон, летя за будущим, нельзя жить одним прошлым.

Слова Беаты, её спокойный взгляд и нежная, почти материнская рука, лежащая на его ладони, привели его в состояние беспомощности, когда, давящая на сердце печаль, вырвала из него стон, а слёзы сами потекли из глаз, не спрашивая на то разрешения.

Видя горе и слёзы этого сильного, умного и одинокого человека, она не знала, как и что она должна сделать. Её разум был против того, чтобы стать приемлемой заменой, замещавшей, подменявшей утерянное Шоном чувство любви к погибшей жене.

Однако, её душа, точнее, её женская, материнская по своей природе, душа требовала, толкала её к самопожертвованию, убеждая в правильности и единственности подобного выбора. Спорить с подобным доводом, глядя на слёзы сильного человека, было трудно, невыносимо трудно.

Беата понимала, что она так же далека от любви к Шону, как вся их экспедиция от конечной цели, но его одиночество пробило, разрушило защитную стену его души, и причиной тому стала она, её необдуманная жалость, желание помочь и принять предложенную роль замены страшному горю.

Чувство стыда за свою слабость и ответственности за свой порыв взяли верх над холодным разумом, всё ещё удерживающим её от того шага, за которым она станет чужой собственностью, частью не её, а чужой жизни. И она сделала этот трудный для неё выбор.

Беата, сидящая напротив Шона, пересела на стоящий рядом с ним стул, чтобы своим прикосновением, своей близостью передать часть своего, того самого, материнского, тепла, которое заполнило её душу. Рука девушки, лежащая на его ладони, крепко сжала пальцы.